Бернард Корнуэлл - Ружья стрелка Шарпа. Война стрелка Шарпа [сборник]

Между тем англичанин поспешно вышел к гостю.

Звали его Аржентон, он носил звание капитана и служил адъютантом командира 18-го драгунского полка. Судя по улыбке, с которой француз повернулся к Кристоферу, эти двое были хорошо знакомы.

— А вам идет форма, — заметил капитан.

— Нашел ее в Порто. Принадлежала какому-то бедняге, который попал в плен да и умер от лихорадки. Портной лишь немного ее подогнал.

— И прекрасно справился с работой, — восхищенно подхватил Аржентон. — Теперь вам недостает только cadenettes .

— Сadenettes?

— Косички, — объяснил капитан, дотрагиваясь до висков, где французские гусары отпускали длинные волосы — в знак принадлежности к элите кавалерии. — Некоторые, у кого свои уже не растут, заказывают постижерам ложные cadenettes , которые пришивают к киверам.

— Не уверен, что мне так уж хочется отпускать косички, — усмехнулся подполковник, — но, возможно, смогу найти девушку с черными волосами и срезать пару прядей. А вы как думаете?

— Отличная идея.

Удостоверившись, что посты расставлены и его вмешательство не требуется, Аржентон благодарно улыбнулся угрюмому Луишу, который подал двум офицерам по бокалу vinho verde , золотисто-белого вина, популярного в долине Дору. Сделав пробный глоточек, капитан, не ожидавший от местного угощения ничего хорошего, удивленно поднял бровь. Был он невысок, строен, с честным лицом и рыжеватыми волосами, слегка влажными от пота. Улыбка у него получилась открытая, словно в ней отразилась вся его натура — искренняя, доверчивая. Кристофер относился к французу с некоторым презрением, но считал его полезным для достижения своих целей.

Аржентон допил вино.

— Слышали, что случилось на переправе у Порто?

— Слуги говорят, что вы разрушили мост.

— Да уж, они скажут. — Капитан с сожалением покачал головой. — Мост сломался сам, не выдержал нагрузки. Несчастный случай, не более того. Прискорбный инцидент, что и говорить, но если бы все эти остались дома и оказали нашим людям достойный прием, ничего подобного никогда не произошло бы и никто бы не пострадал. А теперь что получается? Все обвиняют нас, хотя мы здесь совершенно ни при чем. Мост оказался ненадежный, а кто его строил? Сами же португальцы.

— Инцидент и впрямь достойный сожаления, и все-таки позвольте поздравить: город вы взяли быстро. Прекрасная демонстрация военного искусства.

— Демонстрация получилась бы еще более убедительная, если бы нам противостоял достойный противник.

— Потери, надеюсь, не слишком большие?

— Совершенно незначительные, причем половину мы понесли, когда попали в засаду у реки. В засаду, — капитан укоризненно посмотрел на собеседника, — устроенную, между прочим, британскими стрелками. А ведь мы предполагали, что никаких британских частей в городе нет, не так ли?

— Да их и не должно было быть, — ответил, пожимая плечами, Кристофер. — Я приказал им убраться на южный берег.

— Очевидно, вас ослушались, — с оттенком легкой язвительности заметил Аржентон.

— Эти стрелки… у них кто-нибудь погиб? — поинтересовался Кристофер, в глубине души надеясь услышать известие о смерти лейтенанта Шарпа.

— Не знаю, меня там не было. Оставался в городе. Сами знаете, размещение, обеспечение питанием, выставление пикетов.

— Не сомневаюсь, вы со своими обязанностями справились прекрасно.

С этими словами англичанин повел гостя в дом. Войдя в столовую, француз выразил восхищение плитками камина и незамысловатым железным подсвечником, висевшим над столом. Угощение оказалось по-деревенски простым, но вкусным и сытным и состояло из курицы, бобов, хлеба, сыра и доброго красного вина.

Капитан Аржентон не жалел благодарностей:

— Нам в последнее время пришлось несладко — пайки урезали. Но скоро положение изменится. Нашли в Порто огромный склад, до потолка забитый отличным английским порохом и боеприпасами.

— Вам и этого недоставало?

— Нет, своего у нас в избытке, тем не менее британский порох лучше нашего. У нас плохо с селитрой. Собираем везде, где только можем.

Кристофер поморщился. Лучшая селитра, обязательный компонент для производства пороха, поступала из Индии, и ему всегда казалось, что нехватки ее во Франции испытывать не должны.

— Полагаю, порох был британским подарком Португалии.

— Которая теперь подарила его нам, — добавил Аржентон, — к радости маршала Сульта.

— В таком случае, — заметил Кристофер, — возможно, пришло время испортить маршалу настроение.

— Возможно, — согласился капитан и замолчал, потому что они подошли к тому, ради чего встретились.

А встретились они, чтобы устроить мятеж. Бунт. Или, если угодно, восстание. Кто-то, возможно, счел бы более подходящим слово «заговор». Так или иначе, они задумали нечто, что должно было покончить с войной.

Как объяснил капитан Аржентон, в армии маршала Сульта нарастало недовольство. Все это Кристофер слышал и раньше, но прерывать капитана, взявшегося повторять причины, толкнувшие его на предательство, не стал. Возмущение некоторых офицеров, прежде всего ревностных католиков, вызвало поведение французской армии в Португалии и Испании — осквернение церквей, насилия в отношении монахинь.

— Посягнули даже на святые символы! — с ужасом подвел итог капитан.

— Невероятно! — Кристофер покачал головой.

Другие офицеры просто не терпели Бонапарта. Аржентон, католик и монархист, был готов объединиться даже с теми, кто все еще не расстался с якобинскими идеалами и считал императора предателем революции.

— Доверять им, конечно, нельзя, и все же они могут быть полезны в деле свержения тирании.

— Надеюсь, ваши силы будут только возрастать, — сказал Кристофер.

О существовании заговорщиков-офицеров, готовых выступить против Бонапарта, британское правительство знало давно. Они называли себя филадельфами, и Лондон уже отправлял своих агентов на поиски этого таинственного братства, но со временем пришел к выводу, что численность его незначительна, идеалы и цели туманны, а сторонники слишком расходятся идеологически, чтобы филадельфы могли реально рассчитывать на успех.

Но здесь, в Северной Португалии, противники Бонапарта смогли наконец объединиться в стремлении к общей цели. Впервые о существовании заговора Кристофер узнал из разговора с пленным французским офицером, которого отпустили под честное слово с условием, что он не покинет Брагу и ради собственного же блага останется жить в армейских бараках. Разделив с несчастным пленником бутылку вина, Кристофер и услышал о волнениях в неприятельской армии. Волнениях, толчок которым дали абсурдные амбиции одного-единственного человека.

Человеком этим был Никола Жан де Дье Сульт, герцог Далматский, маршал Франции и командующий вторгшейся в Португалию армией. На протяжении многих лет он наблюдал за тем, как другие становятся принцами и даже королями, и со временем пришел к выводу, что титул герцога слишком малая награда для того, кто послужил императору никак не меньше прочих маршалов. Двадцать четыре года службы, из них пятнадцать генералом и четыре маршалом. При Аустерлице, величайшем из победоносных сражений императора, Сульт покрыл себя славой, затмившей славу, например, Бернадота, который, однако, стал князем Понтекорво. Жером Бонапарт, младший брат императора, бездельник и мот, сделался королем Вестфалии, а маршал Мюрат, хвастун и задира, получил титул неаполитанского короля. Луи Наполеон, еще один брат императора, занял трон короля Голландии. Все эти люди были ничтожествами, тогда как он, Сульт, ценивший себя очень и очень высоко, оставался всего лишь герцогом.