Агостино Паравичини Бальяни - Тело Папы

По кардинальским завещаниям врачи получали намного больше остальных приближенных покойного [863]. Венгерский кардинал Иштван отчетливо просит душеприказчиков вознаградить лечивших его медиков [864]. При составлении завещаний кардиналов Конте Казате (1287) и Томмазо д’Окре (1300), происходившем за несколько дней до их смерти, присутствовали соответственно три и два врача. Некоторые из них – европейские знаменитости [865], другие – курии не служили и присутствовали случайно, в связи с болезнью и кончиной кардиналов. Джерардо Бьянки 22 февраля 1302 года завещал выплатить 15 и 10 флоринов медикам Карла II Анжуйского. Джованни из Токко и Якопо из Бриндизи [866]. Еще четыре врача получили мзду от душеприказчиков пармского кардинала, безусловно, за услуги, оказанные незадолго до смерти завещателя.

Джованни с Прочиды вылечил кардинала Джованни Гаэтано Орсини, будущего Николая III (1277–1280), и тот помог ему вернуть себе владения в Неаполитанском королевстве, отнятые у него за поддержку короля Манфреда. Кардинал попросил Климента IV походатайствовать перед Карлом Анжуйским. Папа согласился, но пожаловался, что до сих пор не получил обещанного врачом лекарства [867].

Какие-то пилюли для очищения кожи лица якобы приготовил для папы Григория (видимо, девятого) Альберт Великий [868]. Магистр Хуан Толедский хвалит глазную мазь, изготовленную для Иннокентия IV: скорее всего за этим «магистром» стоит кардинал [869]. «Краткая практика» упоминает «пилюли, которыми каждый день, перед обедом и после него, пользовались папа Александр и король Сицилии и которые помогают против катаракты, освежают лицо, улучшают слух, выводят шлаки из организма и могут приниматься без изменения режима питания», «пилюли, которые папа Александр IV принимал, чтобы вернуть голос», а заодно «мазь, отправленную королем Франции Григорию IX, чтобы лечить свищ, язвы, нарывы и всякие опухоли» [870]. Знаменитый хирург Филиппа Красивого Анри де Мондевиль, хорошо знавший медиков курии, записал рецепт, добытый Бонифацием VIII у магистра Ансельмо из Генуи с тем, чтобы перепродать королю Франции [871].

По источникам XIII века известно более семидесяти медиков на службе пап и кардиналов [872]. Их число равномерно распределяется на протяжении столетия. Ничего подобного нельзя сказать о других дворах того времени. Новшеством это стало и для Рима. Папские и кардинальские врачи обладали авторитетными именами. В курии они находят поддержку и благосостояние. Многолетняя помощь, которую Фьески оказывали Кампано, превратилась в настоящее научное меценатство. Медицинская практика помогает куриальной карьере. Папский двор стал центром создания и распространения в Европе важных медицинских сочинений. Ришар де Фурниваль, автор «Отсрочки последствий старости» и, возможно, также личный медик Григория IX по имени Ричард входят в число тех немногих интеллектуалов, благодаря которым Запад познакомился с наследием Авиценны [873]. За столом Урбана IV велись философские и научные споры – они описаны Кампано в посвящении «Теории планет» и поэтом Генрихом Вюрцбургским. Толковали здесь и о медицине [874].

Такая заинтересованность в медицине, безусловно, имеет институциональные корни. Папа обладает телом, нуждающимся в максимально бережном уходе самых авторитетных врачей своего времени. Болезнь папы может негативно сказаться на жизни Церкви, она – всегда повод для беспокойства. Известно много подтверждений подобной заинтересованности. В конце сентября 1208 года в Ананьи разлетелся ложный слух о близящейся смерти Иннокентия III [875]. Обсуждается слабое здоровье Гонория III [876]. В 1276 году, до 22 июня, совет Сан Джиминьяно отправляет в Рим посланника, чтобы получить информацию о здоровье Иннокентия V, «который, говорят, хворает» [877]. 24 июля аббат Вестминстера и Генри Ньюаркский сообщают Эдуарду I, что 22 июня умер Иннокентий V, несмотря на помощь врачей [878]. Кардинал и медик Хуан Толедский безрезультатно пытается помочь умирающему Иннокентию IV [879]. Согласно одному римскому хронисту, личные медики Мартина IV не смогли определить болезнь, которая свела его в могилу [880]. Агония стала предметом, достойным описания [881].

В XIII веке впервые в истории папства мы видим планомерную разработку сложной и четкой логистики, как экономической, так и культурной, направленной на cura corporis, заботу о теле пап и кардиналов. Дело доходило здесь до одержимости, как и с поиском удобного отдыха, recreatio corporis. Разве не удивительно, что с первых десятилетий источники настойчиво твердят о болезнях понтифика, о присутствии врачей у ложа усопшего? В «Большой хронике» Мэтью Пэрис упоминает крест из слоновой кости, который магистр и «папский медик» Ричард получил от умирающего Григория IX: «папа очень ценил этот крест и хотел подарить дорогому для него человеку» [882]. Душеприказчики кардинала Джерардо Бьянки заплатили аж восьми врачам, некоторые из них были виднейшими авторитетами в медицине своего времени [883]. Во время вакансии, начавшейся в Перудже 7 июля 1304 года со смертью Бенедикта XI, кардиналы, считая, что «власть и авторитет римского понтифика, пока пустует престол, остается в кардинальской коллегии», решили отложить конклав, в том числе для того, чтобы их могли посетить «врачи с лекарствами» [884].

Анонимный хронист, присутствовавший при последних днях Иннокентия III, хвалит его голос: «он был так благозвучен, что все слышали и понимали его, даже если папа говорил тихо» [885]. Кроме того, понтифик внешне «красив», но автор настаивает, что облик его «всем внушает уважение и страх» [886]. Биограф Урбана IV тоже говорит о «четком голосе» и физической красоте папы, и его рассказ, что немаловажно, сочетает внимание к телесному облику («красивое лицо»), натуралистические наблюдения («приятный вид», «невысокого роста») и моральные характеристики («мужество») [887]. Еще через несколько лет одна римская хроника говорит о красивом лице и приятном голосе Николая III (1277–1280) [888]. Аналогичной лексикой пользуется Птолемей Луккский в своей «Новой церковной истории»: он называет Николая III «прекрасным», потому что «тот был один из самых красивых клириков в мире» [889]. Красоту папы Орсини прославляет и его эпитафия [890]. Эта надпись фактически лишена христианских мотивов, зато ставит акцент на «славе» [891]. Несколькими годами раньше, в 1261–1265 гг., Генрих Вюрцбургский написал «Поэму о Римской курии», важнейшее поэтическое повествование о папском дворе того времени. В ней он описывает как зерцало красоты кардинала Альше из Труа (1262–1286), племянника Урбана IV (1261–1264), не скрывая, однако, своей иронии [892].

Рассмотрим проблему в более широком контексте. Мраморное изображение Гонория IV (1285–1287), высеченное Арнольфо ди Камбьо, сильно отличается от того, что нам известно о нем по описаниям. Арнольфова статуя дышит «удивительным покоем» [893]. Согласно же Птолемею Луккскому, у папы так болели руки и ноги (от подагры), что служить он мог только с помощью каких-то предметов. Брат его страдал тем же недугом, и его приходилось носить на носилках» [894]. Это противоречие лишь видимое. В те десятилетия XIII века уже утвердилась идея, что публично тело государя должно было выражать покой, равновесие, гармонию. Рассказывая об Иоанне XXI (1276), тот же автор вспоминает, что папа, «пусть и очень ученый, не отличался сдержанностью, говорил отрывисто и смиренным был только в привычках; поскольку он был очень доступен, его недостатки стали всем известны, что противоречит мнению Философа, что личные дела государей не следует предъявлять публике, но лишь дела общественные, в которых государь отвечает народу, как о том писал Валерий Максим» [895].