Агостино Паравичини Бальяни - Тело Папы

Дважды в ключевые моменты истории становления папского верховенства, в 1122 году (Вормский конкордат) и в 1177 году (мир с императором Фридрихом Барбароссой в Венеции), «утопия» Пресвитера Иоанна, важная для мифологии телесной нетленности и бессмертия, судя по всему, волновала ближайшее окружение папы.

В «Ничтожестве человеческой природы» Лотарио де Сеньи посвятил старости две главы первой книги. Риторика тягот, приходящих с возрастом, здесь сильна и эффективна, но еще полностью основана на традиционной образности [917]. Интереснее пассаж о краткости жизни. Тридцатипятилетний автор начинает с того, что люди в начале своей истории жили до 900 лет и более. Затем жизнь человека начала сокращаться, и Господь, разговаривая с Ноем, установил предел в 120 лет. С тех пор очень немногие прожили дольше. А поскольку дни человека все укорачивались, псалмопевец Давид сказал: «Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости, восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь» [918].

В вопросе о краткости жизни для Лотарио, как и для всей предшествующей традиции, переломным моментом стал Великий потоп: долголетие праотцев, живших больше 900 лет, уже никогда не повторится. Однако 120 лет оказываются большой редкостью, но не чем-то невозможным. Кроме того, само постепенное сокращение жизни, которому человечество подверглось после потопа, напрямую не связывается с Грехопадением. Концовка ностальгическая: «Теперь уже немногие доживают до шестидесяти лет, весьма немногие – до семидесяти».

Неумолимое сокращение жизненного срока, безусловно, делало бессмысленными какие-либо поползновения на продление жизни, prolongatio vitae. В этом Лотарио согласен с тем, чему учила Салернская школа, считавшая продление жизни невозможным [919]. Но его рефлексия о старости не подменяется открыто богословскими или духовными мыслями. Это значит, что, вдохновляясь литературной традицией «презрения к миру», он идет дальше. Его аргументация зиждется на натурфилософском взгляде на физиологическое развитие человека. Подобный взгляд у такого образованного человека, как Лотарио, около 1200 года мог сформироваться на чтении произведений Салернской школы и новейших переводов Аристотеля, прежде всего, его «О возникновении и уничтожении». Лотарио учился в Париже в момент настоящего интеллектуального бурления и демонстрирует живой интерес к медицине, к которой отсылает даже в проповедях, произнесенных вскоре после избрания.

Древнейший трактат, посвященный старости и продлению жизни, тоже приводит нас в Рим. Рассуждая о качестве воздуха, анонимный автор «Отсрочки последствий старости», вспоминает, что «неподалеку от Рима он видел гору, где приятный климат и растительность такая, что больные животные, некоторое время питаясь ею, выздоравливали» [920]. В Средние века было принято ссылаться на известных персонажей, чтобы прибавить весомости своему высказыванию или найти защиту. Так и здесь автор утверждает, что его убедили два мудреца. Первый из них – Джованни Кастелломата, врач Иннокентия III. Второй – Филипп, канцлер Парижского университета (†1236), очень авторитетный интеллектуал, которого он мог встретить в Париже или во время одного из двух визитов знаменитого богослова в курию [921].

Но есть и кое-что еще. Древнейшая рукопись «Отсрочки» содержит версию, посвященную Иннокентию IV (1243–1254) [922]. В заключении, explicit, есть и имя автора: это некий «сеньор замка Грет». Фактически то же имя, «сеньор замка Гоэт», мы встречаем в каталоге книг аббата Ива Клюнийского (1256/1257–1275): в этой ныне утерянной рукописи содержалось «послание о последствиях старости», направленное Фридриху II [923].

Неизвестно, было ли это сочинение написано для папы или для императора [924]. Судя по зачину, incipit, оба варианта возможны. Краткая версия называет получателя «государем мира», «отпрыском двух благородных родов», что подходит обоим: император Фридрих II был сыном Генриха VI Гогенштауфена и Костанцы Отвиль, Синибальдо Фьески по отцу и матери был представителем высшей лигурийской знати [925]. Если трактат был одновременно отправлен Иннокентию IV и Фридриху II, это еще раз говорит о том, что папский и императорский дворы шли одним путем в изучении медицины и наук о природе [926].

«Отсрочку» неверно приписывали Роджеру Бэкону [927]. Уже в конце XIII века в рукописях автором значатся то Арнальдо из Виллановы, то Раймунд Луллий. Марсилио Фичино использовал ее в «Долгой жизни» [928]. Атрибуция Бэкону появилась лишь в XV столетии в небольшой группе английских рукописей, к тому же, в этом вопросе расходящихся. В XV–XVI вв. трактат не раз публиковался под всеми тремя именами, но в Новое время благодаря интересу англичан к prolongatio vitae именно бэконовское авторство закрепилось. «Отсрочку» в Англии переписывали, а успешный издатель Ричард Браун даже издал перевод на английский (1683). Оригинальное сочинение, новаторское по целому ряду признаков, очаровывало европейскую элиту много веков, в том числе после того как в XV веке Марсилио Фичино возродил миф о продлении жизни.

Автор представляет свое открытие как результат многолетних исследований. Он предлагает западноевропейской элите – императору, папе, канцлеру Парижского университета – новую систему мысли. Отсюда – уверенность, что «халдеи и греки» мало что знали о возможности продлевать жизнь, «то ли потому, что эта идея до них не дошла, то ли потому, что древние ее похоронили». Именно поэтому из трех способов отсрочки старости – соблюдение мира, кодекс здоровья и продление жизни – третий самый сложный, но и самый эффективный [929].

В раннее Средневековье вера в возможность продлить жизнь держалась на античных текстах и на Ветхом Завете. Три основных элемента этого мифа: время, пространство и магические средства – далекие и недоступные. Средневековая культура сохранила идею, что люди могли жить долго, когда-то давно, до Потопа. Книга Бытия повествовала о праотцах, живших сотни лет. Помнили Мафусаила, прожившего 960 лет. Августин в «О Граде Божьем» пояснял, что «возраст праотцев следует соразмерять с нашим». Многочисленные легенды, следы которых можно найти на дошедших до нас средневековых картах, приписывали невероятное долголетие народам, жившим на краю света, в далекой Азии [930]. Популярное предание об Александре Великом стало одним из проводников идеи чудесного омоложения с помощью чудотворной субстанции. Четыре старца указали царю на три чудесных источника, возвращавших жизнь, даровавших бессмертие и омолаживавших. Александр со товарищи окунулись и обрели состояние человека в 30 лет, идеальный для Средневековья возраст, по аналогии с годами Христа. В этом плане «Отсрочка» идет принципиально иным путем: в нем пространство, время и средства, ранее считавшиеся недостижимыми, доступны здесь и сейчас. Впервые на латинском Западе «продление жизни» включено в перспективу науки и опыта, scientia и experientia.