Дмитрий Гаврилов - Олег Вещий – Орвар-Одд. Путь восхождения [litres]

Когда увидали они, что поднялась на ноги женщина, если только можно было назвать это существо женщиной.

– Немедля должны мы исполнять твои приказания, Бади, король великанов! – заговорила она. – Если ты хочешь, я сама поеду к ним.

– Хорошо же, Гнейп, – сказал он. – В таком случае возьми на себя это поручение. А теперь разве не видите вы все, как два таких бородатых младенца в лодке стоят под крутым берегом и слушают наш разговор? Вот я дам им себя знать!

И тут увидал Одд, что полетел к ним с берега камень. Поспешил тогда он отойти в сторону со своею лодкою, но вскоре полетел к ним второй камень, а вслед за ним и третий.

– Ну, надо нам скорее уходить от острова, – сказал Одд, и они поспешили вернуться к своим людям…» (пер. Т. Ермолаева).

Оказываясь на землях будущей Руси, в Киеве, Одд следует обычаю славян и клянётся вместе с ними, уже под именем Олега Вещего, Перуном и Велесом, то есть так, как того требует дело.

А пока его манит дорога, он в нетерпении готов и покреститься, лишь бы поскорее заставить выступить в новый поход Гудмунда и Сигурда, смущённых новой верой (то есть христианством).

Имя Одда при крещении (если оно было в реальности, а не в саге) мы не знаем. Тогда откуда взялось его христианское имя в статьях отдельных наших соотечественников и современников? Из этой же записи на столбе.

Но откуда следует, что это Фёдор-Олег, а не титул Фёдора «олгу траканy»?

Успенский пишет о некоем боярине Фёдоре, который служит Симеону и послан им в Константинополь на переговоры о пленных. Конечно же, норвежец Одд уже овладел как болгарским, так и ромейским и свободно договорится и с той, и с другой стороной! Ну и итальянский или французский аббат (а мнимое крещение Одда происходит аж на Сицилии или в Аквитании) тоже знает скандинавское наречие, чтобы обратить Одда в лоно истинной веры! Утрируем, разумеется.

Прорисовка колонны с надписью на границе Византии и Болгарии

(по: Успенский Ф., 1898)

Вот полный реконструированный текст порядком испорченной надписи:

в год ОСМ 6412, индикт 7, граница между римлянами (византийцами) и болгарами

При Симеоне, от Бога архонте Болгарии,

При Феодоре «олгу тракане»

При комите Дристра

Интересно, почему правитель Дристра (Доростола) без имени? Да потому, что Фёдор ещё и правитель Доростола, он и есть комит.

Так что надпись эта, по нашему мнению, не имеет отношения к Орвар-Одду как Олегу, потому что в 904 году, спустя 8–9 лет после совместного похода на Царьград в 896 году, Одд уже был конунгом (князем) в Киеве. У болгар же никогда не было достойного флота, чтобы осадить Царьград с моря, зато он был у русов, да и Одд был мореплавателем «от бога».

Жгучее желание в соответствии с постсоветскими веяниями хотя бы задним числом окрестить уже Вещего Олега не оставляет многих современных исследователей, которые изыскивают в строках второго договора летописного Олега с греками намёки на это с небывалым мастерством. Фантазии на тему убийства Олега по прозвищу Вещий волхвами в отместку за вероотступничество (дескать, змея – это рептилия Велесова) тоже есть лишь частное желание такого рода авторов, но не более. Произрастает оно из пресловутого змееборческого мифа, объявленного основным, в котором с какой-то радости Велеса приравняли к Великому Змею (хорошо, что не к Чингачгуку).

Наверное, после того, как 30 апреля 2014 года известные российские языческие объединения учредили ежегодное справление дней Вещего Олега, приходящихся на первую неделю сентября, желающих в отместку им сделать уже самого Вещего Олега крестителем Руси прибавится.

Но как же так вышло, что за одиннадцать минувших веков до этой «гениальной» мысли не додумался ни один церковный деятель! Почему? Да потому, что разумел древнерусский текст, а не выдумывал чёрт знает что, вопреки очевидному.

«Цар же Леон и Александр мир сътвориста с Олгом, имшеся по дань, и роте захотевше межю собою, целовавше сами кресть, а Олга и мужи его водиша на роту по Роускомоу законоу, кляшася ороужием своим и Власьем скотьим богом; оутвердиша миръ…» (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, с. 20).

«Царь же Леонъ и Александръ миръ сотвориста съ Олгомъ, имышеся по дань, и роте заходиста межи собою, целовавши сами крестъ, а Олга и мужи его водиша на роту по Русскому закону, кляшеся оружiем своимъ и Власiемъ скотьим богомъ; и утвердиша миръ…» (ПСРЛ, т. XI, с. 19).

Христиане и русские в заключительной части упомянутого договора 912 года и вовсе противопоставляются, во-первых, а во-вторых, русские клянутся по своему закону и обычаю, как и под стенами Цареграда пять летописных лет назад.

907 год. «…Цесари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скотьим,и утвердили мир. И сказал Олег: “Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам шелковые”, и было так. И повесили щиты свои на вратах в знак победы, и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне шелковые, и разодрал их ветер. И сказали славяне: “Возьмем свои толстины, не даны, знать, славянам паруса шелковые”. И вернулся Олег в Киев, неся золото и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье. И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными».

912 год. «…В знак крепости и неизменности, которая должна быть между вами, христианами, и русскими,мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях – цесаря вашего и своею рукою, – скрепили его клятвоюпредлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога вашегои дали нашим послам. Мы же клялисьцесарю вашему, поставленному от Бога, как божественное создание, по закону и по обычаю нашим,не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы. И это написание дали царям вашим на утверждение, чтобы договор этот стал основой утверждения и удостоверения существующего между нами мира. Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420» (ПВЛ, пер. О.В. Творогова).

Я. Малингуди, разбирая текст второго договора Олега и ромеев, доказала, что «император (в данном случае имевший на то право Лев VI. – Авт. ) удостоверил знаком креста и инвокацией только одну грамоту, а именно – тот документ, отправителем которого был он сам. Я хотела бы еще раз подчеркнуть, – пишет исследователь, – что речь идет здесь отнюдь не о копиях (как обычно толкуют выражение “две харатьи”) – ни императорской, ни русской грамоты. Первая грамота, отправленная императором к русам, содержала прежде всего материальные обязательства греческой стороны и включала как инсерт обязательство русов хранить мир. В её начале имелись крест и тринитарная инвокация. Отправителями второй грамоты были 15 русов-посланников, а её адресатом – император. Грамота содержала, в первую очередь, обязательство русов хранить мир, затем – в качестве инсерта – следовали материальные обязательства греков вместе с заявлением о засвидетельствовании и законности договора. Эта грамота не имела ни креста, ни инвокации, так как русы были еще язычниками; однако, в её конце находилось сообщение о клятве, которой они заверяли грамоту…» (Малингуди, 1996–1997).