Бен Уилсон - Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Планируя военную кампанию, генералы предполагали, что не будет необходимости атаковать Варшаву, ведь польская армия окажется разбита и немецкие войска просто войдут в город. «Нет! – закричал Гитлер, услышав такое предложение. – Варшаву надо атаковать!» К столице Польши диктатор испытывал особенную ненависть. Если верить свидетелям, то Гитлер в деталях расписывал, «как небеса потемнеют, как миллионы тонн снарядов дождем обрушатся на Варшаву, как люди утонут в крови. В такие моменты его глаза едва не вылезали из орбит, и он становился другим человеком. Его внезапно одолевала невиданная кровожадность» [400] Hugh Trevor-Roper, The Last Days of Hitler (London, 1982), p. 81. .

Что требуется, чтобы разрушить город? Человечество придумало много всякого. Между 1939 и 1945 годами почти любая из задумок была использована против столицы Польши.

Варшава испытала весь ужас воздушных налетов в самый первый день Второй мировой в Европе, 1 сентября 1939 года. Следующие несколько недель, пока германская армия все дальше отодвигала польскую оборону и перепуганные беженцы стремились в столицу, город постоянно бомбили. Бомбежки стали более интенсивными, когда вермахт оказался в непосредственной близости. К непрекращающимся налетам добавились артиллерийские обстрелы. «Повреждения в Варшаве просто колоссальные, – докладывала газета Warsaw Courier 28 сентября 1939 года. – Электричество, водопровод, фильтры и телефон – все это не функционирует. Все госпитали бомбили… нет ни одного исторического здания или монумента без разрушений и повреждений. Целые улицы перестали существовать». Именно в этот день Польша капитулировала перед нацистами; люди вышли из подвалов под дымящимися руинами, ошарашенные тем, что город сдался. Германская оккупация началась в Варшаве 1 октября, а 15 октября город получил нацистскую колониальную администрацию во главе с Генрихом Гиммлером [401] Joanna K. M. Hanson, The Civilian Population and the Warsaw Uprising of 1944 (Cambridge, 1982), p. 6. .

Начав войну против городской жизни, нацисты выдрали сердце у Варшавы, лишая ее культурной, политической и экономической значимости, подавляя террором обыкновенных граждан. Университеты и школы были закрыты, учебники, исторические книги и литература на иностранных языках – конфискованы; опера и театры запрещены; книжные магазины закрыли, а в кинотеатрах показывали «древние» фильмы или пропагандистские ролики; печатные прессы остановились. Вышло запрещение исполнять и слушать музыку любимого польского композитора, Шопена. Его статуя в парке Лазенки была сорвана с пьедестала, и бронзу предъявили Гитлеру; изваяние Коперника просто тихо демонтировали, поскольку нацисты утверждали, что он был немцем [402] T. H. Chylinski, ‘Poland Under Nazi Rule’ (Central Intelligence Agency confidential report, 1941), pp. 49ff. .

Кусок за куском уничтожалась память о варшавской истории и культуре; оккупанты частично уничтожили как Национальный музей, так и галерею Захета, и конфисковали то, что осталось. Позволялось публиковать только книги по кулинарии, консервированию, выращиванию овощей и уходу за домашними животными. Полякам запретили учить немецкий под предлогом того, что рабы не должны понимать язык хозяев [403] Ibid. .

Кампания по уничтожению варшавской интеллигенции – Operation Intelligenzaktion – началась сразу после капитуляции. Гитлер говорил Гансу Франку, будущему генерал-губернатору Польши, что оккупированные земли станут «польской резервацией, огромным трудовым лагерем для поляков». А в трудовых лагерях не нужны интеллектуалы и деятели искусства. «Тентованный грузовик гестапо – бич Варшавы, – писал Тадеуш Хылински, вице-консул США. – Люди дрожали, когда один из таких грузовиков ехал по улице. Ночью все обстояло еще хуже: все молились, чтобы грузовик не остановился перед их домом. Скрип тормозов часто становился предвестником трагедии для тех, кто его слышал». К 1944-му 10 тысяч варшавских интеллигентов было убито [404] Ibid., p. 5. .

Те профессионалы из среднего класса, которые уцелели после массовых арестов и убийств, были вынуждены либо искать работу, связанную с физическим трудом, либо становиться нищими бродягами. Их прежние рабочие места занимали лояльные к оккупантам граждане. Людей выселяли из домов. Лучшие отдавали чиновникам-оккупантам и военным. Новые хозяева Варшавы – многие до войны имели самый низкий статус – не могли поверить своей удаче: они занимали лучшие квартиры со всей мебелью, коврами, предметами искусства и украшениями. Знаки с надписями Nur für Deutsche («Только для немцев») и Kein Zutritt für Polen («Полякам вход воспрещен») появились на трамваях, парках, игровых площадках и ресторанах [405] Richie, pp. 133ff. .

Бо́льшая часть окон была разбита в первые недели войны, поэтому их закрывали картоном. Варшавяне и беженцы обитали в пригородах, где скромные дома делили несколько семей. К 1941 году только 15 % населения обитало в квартирах с тремя комнатами или более. Во время экстремально холодной первой зимы оккупации, когда температура падала до минус 20, практически не было угля для отопления [406] Hanson, p. 23. .

Население голодало, выживая на самом скудном рационе: в месяц дозволялось 4,3 килограмма хлеба, 400 граммов муки, 400 граммов мяса, семьдесят пять граммов кофе и одно яйцо. Масло, пиво, вино, сыр и сигареты были полностью исключены, а сахара выдавали горстку. Оказавшись перед угрозой голода, варшавяне вынуждены были обращаться к дельцам черного рынка и контрабандистам. «Поляки жили роскошно двадцать лет, – говорили оккупанты. – Пусть теперь поживут на хлебе и воде». Один поляк вспоминал детство в оккупированной Варшаве, когда он собирал картофельные очистки из кухни у соседнего госпиталя. «Однажды… нам удалось достать заплесневелый хлеб, погрызенный мышами, но он был очень хорош на вкус» [407] Ibid., p. 26. .

Жителей Варшавы осознанно низводили до рабского состояния, готовясь окончательно уничтожить город. Работа была, но на фабриках, где изготавливали амуницию для немецкой армии, на постройке аэродромов, укреплений и железных дорог, и горожане вставали перд выбором. Жизнь на улицах стала мрачной, главным звуком сделался стук деревянных башмаков – немногие могли позволить себе кожаные ботинки. Варшавяне одевались в поношенное еще и потому, что никто не хотел привлекать внимание. Люди продавали все, что у них было, прямо на обочинах. При отсутствии личных автомобилей, такси и даже лошадиной тяги многие безработные, ранее занимавшиеся интеллектуальным трудом, становились рикшами.

Вечером вступал в действие комендантский час, и улицы полностью пустели. Дневные часы отмечались тем, что громкоговорители транслировали немецкую военную музыку и пропаганду на польском. Гестапо патрулировало город, запугивая население тем, что время от времени наобум хватали мужчин или юношей и насильно увозили в трудовые лагеря. Женщин и девушек похищали и насиловали. Гестапо проводило рейды по апартаментам на рассвете, арестовывая тех, кого подозревали в сопротивлении оккупации и помощи евреям [408] Chylinski, p. 10. .