Сергей Нечаев - Серый кардинал Наполеона. Жан-Жак-Режи де Камбасерес

В масонах-военных Наполеон видел мощное средство сплочения армии, послушный и лояльный инструмент, который был ему очень кстати в контексте его общеевропейских амбиций. При развертывании военных действий на территории Европы интернациональные чувства, объединявшие масонское братство, были для завоевателя очень даже кстати.

Масоны-военные отвечали императору взаимностью. Во многих масонских храмах были установлены бюсты императора, и любая критика его правления рассматривалась как непатриотичная провокация и серьезная масонская ошибка.

Почему же Наполеон, сделав масонство частью своей государственной политики, сам не принимал непосредственного участия в работе какой-либо ложи? Нет сомнения, что прояви он хоть малейшее желание, и ему на выбор тут же был бы предложен самый высокий и самый почетный титул в том же «Великом Востоке».

Если знать характер Наполеона, то ответ на этот вопрос вполне очевиден: ему было недостаточно быть «первым среди равных». Наполеон хотел находиться «над» ситуацией. Плюс он, конечно же, не мог допустить, чтобы кому бы то ни было стало позволено называть его братом. Ну а в момент наивысшего взлета славы и могущества присутствие в масонской ложе стало для императора просто ненужным. Более того, оно превращалось в политически ошибочный шаг.

При активном участии Камбасереса французское масонство превратилось из тайного общества, каким оно было раньше, практически в официальную государственную религию, объединив все французские ложи вокруг «Великого Востока». Благодаря Камбасересу, пестрое французское масонство стало единой, а следовательно — вполне управляемой системой.

Высшие должностные лица в масонстве того времени были маршалы, кавалеры Почетного легиона, вельможи древнего рода, сенаторы, члены Совета, все люди надежные и верные — штат, повиновавшийся Камбасересу.

Да, при Наполеоне наблюдался «золотой век» масонства, но связано это было вовсе не с Наполеоном. Доказательство? Наполеона не стало, но его падение не привело к разгрому масонских структур в стране. Ложи, процветавшие при императоре, продолжили свое существование и при короле.

В мае 1814 года парижские масоны провели банкет, посвященный реставрации Бурбонов. И это неудивительно, поскольку Людовик XVIII также был масоном.

Более того, некоторые историки полагают, что само возвышение Наполеона произошло с помощью масонства, которое вовлекло этого великого честолюбца в свои далекоидущие планы. Наполеон охотно принял помощь масонов и использовал эту помощь в уверенности, что впоследствии сумеет отделаться от стеснявшей его опеки. Со своей стороны, масонство поддерживало республиканского генерала Бонапарта, но как только увидело перед собой императора Наполеона, озабоченного установлением наследственной монархии, оно превратилось в пятую колонну и всячески способствовало его падению. Свидетельство тому — измена Наполеону почти всех его маршалов, что было тесно связано с их членством в масонских ложах.

Чарльз Уильям Гекерторн, автор книги «Тайные общества всех веков и всех стран», в разделе «Антинаполеоновское франкмасонство» пишет об этом так:

«Наполеон <���…> вступил в союз с франкмасовством, чтобы воспользоваться его поддержкой. Говорят, он также дал ордену некоторые обещания, но, не сдержав слова, восстановил его против себя, и масоны способствовали в значительной мере его падению <���…> Антинаполеоновская закваска бродила в масонстве. Савари, министр полиции, знал об этом в 1810 году и хотел применить к тайным франкмасонским собраниям статью Уголовного кодекса, которой они запрещаются, однако Камбасерес спас учреждение <���…> Если не открытыми действиями, то, по крайней мере, своим равнодушием оно способствовало падению Наполеона. Но в полном бездействии оно не оставалось; еще в то время, когда звезда Наполеона почти одна светилась на политическом небосклоне Европы, образовалась масонская ложа с целью восстановления Бурбонов, которой действия, доказанные официальными документами, распространялись во всей французской армии и повели к мятежам, вспыхнувшим в 1813 году».

Как известно, Наполеон решил развестись со своей любимой Жозефиной, так как та была неспособна родить ему — императору — наследника.

Создание династии требует жертв. Императрица не может дать наследника. Значит, нужен развод. Отношение меняется. Архиканцлер должен заняться и этим тоже…

Естественно, Жозефина возражала. Поначалу она не очень-то и ценила любовь молодого генерала Бонапарта. Но потом, по мере того, как росли могущество и слава Наполеона, Жозефина, некогда такая уверенная в своих чарах, все сильнее влюблялась и, как следствие, начала безумно ревновать. Будучи женщиной умной, она понимала, что рано или поздно наступит день, когда им придется расстаться. И ее пугала не мысль оставить дворец Тюильри, хотя она не раз плакала и по этому поводу, а то, что она лишится возможности находиться рядом с этим великим человеком. Это может показаться удивительным, но то, что ее муж был императором, теперь не имело для нее первостепенного значения.

Безусловно, Жозефина отдавала себе отчет в том, какой властью она обладала над Наполеоном, но она знала и другое, о чем он сам часто ей говорил: «У политики нет сердца». И как только она увидела его в Фонтенбло, она по одному его виду догадалась — ее час пробил. Впрочем, не догадаться было сложно: по приказу Наполеона был замурован проход между их апартаментами. А еще он вызвал к себе архиканцлера Камбасереса и объявил:

— Я намерен жениться на «брюхе».

Убедившись (после рождения внебрачного сына от одной из своих любовниц), что проблема с наследником связана не с ним, Наполеон был счастлив и горд, и он действительно принял решение развестись с Жозефиной.

Слишком уж много аргументов «против» было у этого брака. Повторим их еще раз. Во-первых, категорически против креолки был весь клан Бонапартов, открыто объявивший войну этой, как они ее называли, «самозванке». Во-вторых, как окончательно стало ясно, Жозефина не могла больше иметь детей, а ставшему императором Наполеону непременно нужен был наследник. В-третьих, на развод с Жозефиной Наполеона толкали его министры, искавшие возможности укрепления через новый брак необходимого Франции союза с Австрией.

В результате человеческое чувство уступило место государственным соображениям и целесообразности. Решение о разводе созрело уже в 1807 году, а прошедшие после этого два года были полны горьких переживаний: доводами «за» были политика и интересы Франции, доводами «против» — любовь и жалость. Многие до сих пор считают, что это решение было одним из самых трудных в жизни Наполеона, что оно потребовало от него нечеловеческого напряжения сил.