Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

В то время как партия и церковь продолжали проводить публичные ритуалы поминовения усопших, ни та ни другая не наблюдала признаков роста своего морального авторитета. Осенью 1943 г. прихожане-католики зачастую выходили из церквей и соборов посередине проповеди, а граждане на улицах едва сдерживали раздражение при виде одетых в форму партийных функционеров. В то время как в целом никто не оспаривал обоснованности ведения Германией войны, изменения происходили под влиянием момента – по мере того, как страну раз за разом охватывали волны политических надежд и страха. Ни церкви, ни нацистская партия не предоставляли вразумительной интерпретации массовой гибели людей. Последствием кризисов 1943 г. стал поиск подобных смыслов на персональном уровне [811] Brodie, ‘For Christ and Germany’, 183–184 and 221. .

В ночь с 22 на 23 ноября 1943 г. запылал правительственный квартал немецкой столицы. В отличие от предыдущей волны массированных налетов на исходе августа и в начале сентября, атака носила особенно сосредоточенный характер, и большая часть нагрузки в 1132 тонны фугасных и 1331 тонну зажигательных бомб просыпалась на центральные районы Берлина. Холодный колючий ветер грозил превратить пожары в огненную преисподнюю. Когда прозвучал отбой тревоги, по словам одной молодой женщины, жившей южнее Тиргартена, вблизи от главного ареала бомбежки, «небо с трех сторон сделалось кроваво-красным». Предупрежденные о значительной опасности возникновения в ближайшие часы особенно сильной огненной бури, они с отцом вернулись в жилище и наполнили все емкости водой. Когда дым начал становиться гуще, а воздух горячее, ее отец – хладнокровный пожилой русский эмигрант – забрался на крышу и наблюдал за пожарами. Его дочь в конце концов легла и заснула под завывания ветра, «чей рев снаружи напоминал звук мчащегося через туннель поезда». Вскоре английские самолеты вернулись и сбросили листовки с повтором угрозы «гамбургизировать» Берлин [812] Goebbels, Tgb , II/10, 360: 26 Nov. 1943; Groehler, Bombenkrieg gegen Deutschland, 183; Vassiltchikov, Berlin Diaries, 1940–1945, 105–109: 23 Nov. 1943; Kirchner, Flugblattpropaganda im 2. Weltkrieg, 196–199, 210–217, 233–236 and 273–281. .

Очень сильно пострадал Веддинг – рабочий район, расположенный к северу от центрального парка Берлина. Профессионально-техническое училище послужило убежищем и пунктом раздачи пищи для безмолвных и почти безучастных ко всему вокруг жертв – «потока страдальцев», как называли их учителя. Одна из сестер Красного Креста привела в помещение молодую женщину, прижимавшую к себе маленького ребенка, на ее лице словно бы застыла ничего не выражавшая маска. «Моя сестра, где моя сестра?» – только и спрашивала она. Напуганных лошадей из загона привели на территорию училища, где животных успокаивали дежурившие во время авианалета девушки. Четыре коровы спокойно стояли в сторонке и жевали траву. Поток бездомных продолжал прибывать, и здание заполнилось от подвала до четвертого этажа. Одна доставленная в бессознательном состоянии женщина блуждала вокруг в поисках ребенка. Прибыла бригада по расчистке, мертвецки бледные и вымотанные люди. Грузовики привозили хлеб, сливочное масло и сосиски в актовый зал училища, где женщины из числа добровольцев готовили провизию для раздачи. Мужчины таскали пожитки в гимнастический зал [813] Handelsanstalt Berlin-Wedding, со ссылкой на Arbeitsgruppe Pädagogisches Museum (ed.). Heil Hitler, Herr Lehrer, 206–207. .

Фотожурналист Лизелотта Пурпер оказалась среди пострадавших от бомбленных: «Самая страшная ночь! Мы потеряли все, кроме самой жизни, – написала она мужу на фронт под Ленинградом на следующий день с мольбой. – Если можешь приехать, приезжай – ты мне нужен до крайности». Лизелотте повезло – налет застал ее на Анхальтском вокзале, когда она забирала чемодан с ценными вещами из камеры хранения. По словам молодой женщины, снова путеводная звезда заступилась за нее. Вместе со всеми она очутилась в четырехэтажном бомбоубежище под вокзалом, где и пересидела бомбежку. С окончанием налета, когда здания вокруг полыхали, а железнодорожное движение остановилось, ей пришлось попросту вернуть чемодан в камеру хранения и пробираться по частично перекрытым улицам в Шёнеберг. Закрыв лица носовыми платками, они с подружкой шли по разбитому стеклу, спотыкаясь на темных мостовых, прячась от разносимых ветром волн дыма, песка и обращенных в пыль цемента и штукатурки за замершими на месте трамваями, машинами «скорой помощи» и рекламными тумбами. Около Ноллендорфплац обе женщины осознали, что больше не в состоянии выносить стихию, и спрятались в подъезде дома, где отдохнули на перевернутых вверх дном ведрах в холле, а потом неожиданно получили приглашение на чашку чая от знакомых, которые, как оказалось, жили там. На рассвете ветер стих, и они продолжили путь в направлении квартиры родителей Лизелотты на Мартин-Лютерштрассе [814] MfK-FA, 3.2002.0279, Лизелотта Пурпер к Курту Оргелю и Курт Оргель к Лизелотте Пурпер, 23 Nov. 1943. .

Когда они завернули за угол, сердце ее упало: «Боже мой! Вот он! Сгорел, сгорел дотла!» Другие дома еще продолжали гореть. Балки сыпались на улицы, пустые окна смотрели беззубыми ртами из кирпичных фасадов, а те стояли точно в раздумьях, рухнуть им теперь или немного подождать. В школу напротив угодила фугасная бомба. Посреди улицы Лизелотта встретила ответственного за дом и, к огромному облегчению, узнала, что родители вовремя покинули здание. Позднее тем же днем она нашла их перед развалинами и занялась подсчетом потерь. Погибли все письма и дневники Курта. Как и ее профессиональный архив из 6000 снимков, негативы их свадьбы, состоявшейся всего два месяца назад, а заодно ее книги и картины, сувениры из поездок, коллекционное издание «Фауста», собрание пластинок, «такая прекрасная лампа, ой, да все – все, что я любила». Самой тяжелой утратой казалась скрипка – ее «милая подруга». На протяжении следующих месяцев в повторяющихся ночных кошмарах, когда авианалеты заставали ее вне укрытия, когда она видела охватываемые пламенем здания, Лизелотта вспоминала эту скрипку [815] MfK-FA, 3.2002.0279, Лизелотта Пурпер к Курту Оргелю, 25 Nov. 1943 and 11 Mar. 1944. .

Курт Оргель, адъютант в артиллерийском полку под осажденным Ленинградом, следил за вестями о бомбежках Берлина со все возраставшей тревогой. Два письма Лизелотты о налете пришли на исходе трех недель томительного ожидания. Он испытал облегчение, узнав, что ей повезло. Все потерянное представлялось возможным возместить, даже письма: «Я напишу тебе новые, сколько захочешь», «Наши свадебные фотографии – нет негативов, есть отпечатанные снимки!», «Фото с нашего медового месяца – мы устроим себе еще один, и даже лучше прежнего…», «Книги, картины, радио, лампа – все можно заменить, и мы все заменим – мы с тобой оба. Мы же только начинаем! И никто не заберет наши воспоминания у нас». Вот для ее родителей дело действительно обстоит иначе, ибо они потеряли куда больше, озабоченно добавил он [816] MfK-FA, 3.2002.0279, Курт Оргель к Лизелотте Пурпер, 10 Dec. 1943. .