Николас Старгардт - Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

«Дорога к Бобруйску – это дорога возмездия! Машина с трудом пробивается среди сгоревших и изуродованных немецких танков и самоходных пушек. Люди идут по трупам немцев. Трупы – сотни, тысячи трупов! – устилают самое дорогу, лежат в кюветах, под соснами, в смятой зеленой ржи. Есть места, где машины едут по мертвым телам, так густо устилают они землю. Их беспрерывно закапывают, но количество трупов так велико, что с этой работой нельзя справиться в один день. А день сегодня изнурительно жаркий, безветренный, и люди идут и едут, зажимая рты и носы платками. Здесь кипел котел смерти, здесь свершилось возмездие, суровое, страшное возмездие над теми, кто, не сложив оружия, пытался вырваться по перерезанным нами дорогам на запад, возмездие над теми, кто кровью детей и женщин залил нашу землю» [912] Цит. по: Гроссман В. С. Годы войны. М.: Правда, 1989. Глава «Добро сильнее зла». .

Под снарядами и бомбами на ограниченном по площади ареале нашли смерть около 50 000 немцев. Еще 20 000 человек попали в плен; лишь 12 000, побросав почти всю технику и оружие, смогли прорваться в западном направлении [913] Beevor and Vinogradova (eds.). A Writer at War, 273. .

Севернее удалось добиться не менее успешного прорыва под Витебском и Оршей: наступающие войска форсировали Двину 24 июня, а уже 27-го взяли оба города, в результате чего советские командиры получили возможность бросить свежие механизированные армии в огромные бреши, образовавшиеся в немецкой линии фронта. Части и соединения устремились на запад, к Минску, и сумели навести переправы через Свислочь, обходя основные силы гордости группы армий «Центр» – немецкой 4-й армии, скованной серией боев на востоке города. К 4 июля она очутилась в таком же огромном котле, как советские армии в Белоруссии тремя годами ранее. В 1941 г. положение Красной армии усугублялось постоянными приказами Сталина не отступать, 27 июня 1944 г. Гитлер издал очередную директиву в том же духе, не позволяя генералам сдать Бобруйск, Витебск, Оршу, Могилев или тот же Минск до того, как стало поздно спасать бо́льшую часть войск. Впрочем, даже если бы Гитлер проявил больше гибкости и не пытался скопировать опыт отступления от Москвы в декабре 1941 г., вряд ли ему удалось бы предотвратить крушение группы армий «Центр». За период между 22 июня и 4 июля она недосчиталась двадцати пяти дивизий, более чем 300 000 человек. Мало того, в ближайшие недели ей предстояло потерять по меньшей мере еще 100 000 солдат, что в числовом отношении превосходило последствия разгрома под Сталинградом, поскольку летом 1944 г. уровень немецких потерь убитыми впервые достиг 5000 человек в пересчете на одни сутки боев. Вилли Резе довелось встретить натиск врага на участке под Витебском и попасть в бесконечные списки «пропавших без вести». В итоге их отнесли к 740 821 человеку, убитому на Восточном фронте во второй половине 1944 г. [914] Reese, Mir selber seltsam fremd , 249; потери: Kunz, Wehrmacht und Niederlage, 152–153; Overmans, Deutsche militärische Verluste , 277–279. .

Нехватка резервов лишала немцев возможности помешать развитию успеха Красной армии после достижения прорыва. Войска Рокоссовского развернулись от Минска на юго-запад, следуя по немногочисленным в Белоруссии крупным дорогам к Барановичам, а также в северо-западном направлении – в республики Прибалтики. 13 июля Красная армия освободила Вильнюс, создав угрозу отрезать группу армий «Север» на побережье Балтийского моря. В тот же день Конев начал долгожданное наступление против двух немецких групп армий на юге, тесня их обратно в Венгрию и Румынию и используя всю мощь танковых армий на направлении Львова, Люблина и реки Вислы на западе.

17 июля 57 000 немецких военнопленных маршем прошагали по улицам Москвы в ходе беспрецедентной демонстрации советской победы и в качестве акта осмеяния расистского высокомерия противника. Им еще повезло. Тем летом многие солдаты Красной армии убивали захваченных немцев прежде, чем те успевали попасть на пункты приема военнопленных. Молодая военнослужащая Красной армии даже годы спустя помнила, как сослуживцы закалывали штыками пленных. «Я ждала, – вспоминала она, – долго ждала момента, когда их глаза взорвутся от боли. Зрачки. Вам страшно слышать такое? Думаете, жестоко? А если бы вы знали, что они разожгли большой костер посреди села и перед вашими глазами бросили туда вашу мать? Вашу сестру? Вашу любимую учительницу?» [915] Беседа Светланы Алексиевич с военнослужащей, ‘Der Mensch zählt mehr als der Krieg’, 45.

27 июля был окончательно освобожден Львов. На протяжении следующих трех суток 47-я армия под началом Радзиевского мчалась в направлении Варшавы с юго-востока. В последнем броске измотанных войск генерал отправил 8-й гвардейский танковый корпус и 3-й танковый корпус на город с северо-востока. Но, когда 30 июля оба корпуса вышли к Воломину, их остановили контратаками и связали боем немцы. До Варшавы оставались какие-то 15 километров, но советские войска, прошедшие за пять недель сотни километров – от берегов Днепра и Двины к Висле, – находились в состоянии крайнего утомления, к тому же оторвались от баз снабжения.

1 августа польское подполье подняло восстание в Варшаве, заставшее немецкий гарнизон врасплох. Бросившись в атаку при свете дня, в 4 часа пополудни, легковооруженные инсургенты не сумели, однако, захватить ключевые позиции. Хуже того, восстание началось преждевременно. Не прошло и часа с момента его начала, как генерал Бур-Коморовский, командующий Армией Крайовой, узнал, что советские танки, замеченные под Воломином, не готовы освободить район Прага на восточном берегу Вислы. На самом деле Красной армии удалось овладеть этим участком только 13–14 сентября. Имея обеспеченные предмостные плацдармы на Висле под Сандомиром и Магнушевом, Красная Армия могла обойти Варшаву, не вступая в кровопролитное сражение с целью выбить немцев из города. Не вполне ясно, что выиграли бы советские войска от захвата польской столицы [916] Borodziej, The Warsaw Uprising ; Davies, Rising’, 44. .

Бур-Коморовский, действуя без официального одобрения польского правительства в изгнании в Лондоне, совершил и политический просчет. Он стремился превратить польскую Армию Крайову из пассивного наблюдателя советской победы над немцами в вооруженного освободителя. Но советское руководство уже показало, что не собирается терпеть независимые, некоммунистические силы, когда 22 июля без лишних сантиментов взяло под стражу части Армии Крайовой в Люблине. Разорвав все отношения с польским правительством в Лондоне после находки в Катыни, руководство СССР и теперь не собиралось признавать его легитимность, для чего создало марионеточное правительство – Польский комитет национального освобождения. Вряд ли следовало предполагать, что Москва станет терпеть представителей базирующегося в Лондоне правительства в Варшаве. Могла ли Красная армия с военной точки зрения более деятельно вмешаться в события в первые недели восстания – вопрос спорный. Когда же восстание продолжилось и в сентябре, советские войска уже, конечно, могли помочь. Вместо этого они взяли район Прага, расположенный на восточном берегу Вислы; там они оставались и ждали, а тем временем Сталин делал все от него зависящее, чтобы помешать попыткам британцев и американцев сбрасывать полякам помощь с воздуха [917] Варшаву советское командование планировало взять как крупный авто- и железнодорожный узел, но с ходу не получилось; когда же немцы приступили к планомерному подавлению восстания, бросать в город силы стало бы поистине самоубийственно для РККА, во многом из-за того, что «лондонские» поляки сами признавались (в частности, генерал Андерс в диалоге с Паттоном), что не будут знать, в кого стрелять, в немцев или в красных. .