Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Королевской монополии на издание новостей также бросила вызов публикация газет на французском языке за границей. Эту проблему правительство создало полностью своими руками. В дополнение к тому, что они поддерживали монополию Gazette , власти систематически благоволили крупным парижским издательствам, разрешая им публиковать книги. Это было поистине катастрофой для крупных издательств в провинциях, в Руане и Лионе, и они отреагировали весьма болезненно [596] Jane McLeod, Licensing Loyalty: Printers, Patrons and the State in Early Modern France (University Park, PA: Pennsylvania State University Press, 2011). . В результате издатели и книгопродавцы в этих городах, имеющих большое значение, неизбежно отдалились. Руанским издателям было нечего терять, и они занялись распространением самых низкопробных сплетен, в то время как Лион стал главным центром распространения иностранной прессы.

Самой известной из иностранных газет стала Gazette de Leyde [597] Обычно он публиковался под более громоздким названием Nouvelles extraordinaires de divers endroits . . Учрежденная в 1677 году Gazette была одной из дюжины французских газет, публикуемых в Лейдене, Амстердаме и Гааге во времена правления Людовика XIV. В XVIII веке лейденская газета стала европейским рекордсменом по числу читателей среди государственных мужей на континенте [598] Jeremy D. Popkin, News and Politics in the Age of Revolution: Jean Luzac’s Gazette de Leyde (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1989). . Однако в раннем своем воплощении она ставила себе цель поистине партизанскую — изобразить Людовика жаждущим власти тираном, который способен удовлетвориться, лишь повергнув к своим ногам прочие европейские королевства. Там, где голландская армия потерпела явное поражение в 1672 году, отныне ведущую роль играла пропаганда вкупе с дипломатией, создавая в Европе союз с целью сдержать и, в конце концов, сокрушить французского короля.

Французские министры прилагали все усилия, чтобы изменить общественные настроения. Но ни для кого уже не было секретом, что те самые победы, в честь которых король заказал написать Te Deum , были одержаны в незначительных перестрелках, в то время как поражения, сопровождавшиеся молчанием, были поистине катастрофичными. Противники Людовика почуяли кровь. Когда в 1709 году начались переговоры о мире (проигнорированные парижской Gazette ), союзники были готовы согласиться на выдвинутые условия лишь в том случае, если Людовик примет участие в вооруженном смещении с испанского престола своего внука Филиппа. Людовика вынудили выбирать между честью семьи и миром в истерзанной стране. В это отчаянное время министры короля неохотно признали, что настойчивые атаки из-за границы требуют ответа. В те времена, когда удача благоволила французской армии, министр иностранных дел Симон Арно де Помпонн мог выпустить «миллион вопиющих памфлетов», которые изображали врагов Франции совершенно ничтожными [599] Klaits, Propaganda , p. 91. . Теперь отвечать им выпало на долю Торси, племянника великого Жана-Батиста Кольбера. Торси наточил клыки, начав с памфлетов, тайно опубликованных в Париже под общим названием Lettres d’un Suisse à un François . Предположительно будучи работой политически нейтральной Швейцарии, на самом деле эти сочинения принадлежали клиенту Торси Жану де Ла Шапелю. Их целью было вбить клин в сложившийся союз, предупредив германские государства об опасности, грозящей им в том случае, если они вверят себя империи Габсбургов.

Lettres d’un Suisse имели определенный литературный успех, однако к 1709 году даже Торси был вынужден признать, что продолжение их публикации более не было полезным. Так, он признавался своему корреспонденту в Италии: «Я бы очень хотел облегчить [ваши страдания] добрыми новостями, но, к сожалению, большая часть того, о чем говорят наши враги — правда» [600] Там же, с. 169. . Теперь французская корона столкнулась со сложной задачей: объяснить, почему надежда на мир (о котором многие узнали из голландских газет) оборвалась; война должна была продолжиться, чтобы спасти честь короля и поддержать его обязательства перед Филиппом Испанским. В эти тяжелые времена Людовик обратился к своим подданным напрямую в циркулярах, как будто адресованных губернаторам провинций. Будучи напечатанным во множестве экземпляров, это откровенное и трогательное воззвание распространилось в массах. Так в пропагандистских методах короля совершилось преображение. Как писал Торси Иоахим Легранд, талантливый памфлетист тех лет:

«Недостаточно того, что действия короля всегда сопровождаются справедливостью и рассудочностью. Подданные также должны быть убеждены в них, особенно, когда ведутся войны, которые, хотя бы и были справедливы и необходимы, почти всегда вносят несчастье в их жизни» [601] Там же, с. 248. .

Обращение короля помогло сплотить французскую нацию для последнего отчаянного усилия; союзники были ошеломлены таким подъемом духа, поняв, что они переусердствовали. Первые признаки ослабления решимости англичан привели к новым стараниям пропаганды Торси при умелой поддержке Легранда. В конечном итоге, возможно, победа Филиппа Испанского над габсбургским претендентом оказалась решающей в исходе войны, но эмиссары не действовали в одиночку. Основа для мирного договора, подписанного в Утрехте в 1713 году, была заложена потоком памфлетов, в значительной степени направляемым (но ни в коем случае не управляемым) противоборствующими партиями.

В Англии после Реставрации 1600 года Людовик XIV имел одного пылкого секретного поклонника — короля Карла II. Умело управляя приливом общественных чувств, утомленных аскетизмом и ханжеством Республики, Карл был полон очарования и оптимизма, что соответствовало духу момента. Под этой привлекательной маской Карл, тем не менее, все еще переживал ужас долгих лет лишений и унижений, которые перенес в изгнании. Он стремился преодолеть, в некоторой степени, естественный инстинкт мщения и старался управлять страной, несмотря на водоворот противоречивых ожиданий, связанных с его возвращением. Для этого ему нужна была послушная пресса. Так начался конфликт между упрямым и коварным монархом и издательским сообществом, предвкушавшим возвращение к вольному обмену мнениями, которое предшествовало мрачному ханжеству времен правления Кромвеля [602] James Sutherland, The Restoration Newspaper and its Development (Cambridge: Cambridge University Press, 1986); Harold Weber, Paper Bullets: Print and Kingship under Charles II (Lexington, KY: University Press of Kentucky, 1996); Knights, Representation and Misrepresentation. .

Газеты, унаследованные от Содружества, вскоре попали в надежные руки. Марчмонт Нидхэм слишком сильно ассоциировался с Кромвелем, чтобы надеяться на дальнейшее сотрудничество, и его благора-зумно выслали в Голландию. Но Генри Маддиман, школьный учитель, ставший журналистом, преданный архитектору Реставрации генералу Джорджу Монку, успешно сменил сторону вместе со своим покровителем. Его Parliamentary Intelligencer продолжили издавать, тактично переименовав в The Kingdom’s Intelligencer [603] J. G. Muddiman, The King’s Journalist (London: Bodley Head, 1923). . Несмотря на многообещающее начало, вскоре обнаружились взгляды Карла на печать. В июне 1662 года Парламент выпустил Акт ( Licensing Act ), согласно которому все печатные издания должны были получать предварительное одобрение. Осуществление этих мер было поручено сэру Роджеру Л’Эстренджу, назначенному на пост Надзирателя над печатью [604] Anne Dunan-Page and Beth Lynch (eds), Roger L’Estrange and the Making of Restoration Culture (Aldershot: Ashgate, 2008). .