Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Последнее соображение было значительно, ибо во всем, в чем наши предки не чувствовали уверенности, они видели Божественный промысел. Это было равно верно в отношении как того, что мы объясняем естественными причинами (гром, наводнение, землетрясение), так и проблем, связанных с человеческим фактором (пожары, войны, преступления). Наши предки обязательно воздавали благодарность за Божие благословение и трепетали перед знаками Божественного гнева. Бедствия, постигшие Англию на заре новой елизаветинской церкви, вскоре после восстановления протестантизма, естественно, имели противоречивые толкования. Для писателя-католика было очевидно, что удар молнии был знаком Божьего гнева в ответ на упразднение мессы. Это заявление не могло остаться без ответа, и один из новоиспеченных епископов должен был оспорить это обвинение. Епископ Пилкингтон был согласен с тем, что разрушение собора было убедительным знаком от Господа, но, скорее, призывающим народ к покаянию и реформам: «Он увещевал своих людей, желая, чтобы они приняли это за серьезное предупреждение… о том, что грядет куда худшая напасть, если они не исправят свои жизни» [632] Там же, с. 407. Alexandra Walsham, Providence in Early Modern England (Oxford: Oxford University Press, 1999), pp. 232-4. .

Это было основой христианского вероучения: протестантского или католического — без разницы; зло должно быть наказано: как свое, так и чужое. Закон был суров, а устрашающие наказания вызывали всеобщее одобрение. Однако лишь Господь ведал сердца людей. Там, где закон был бессилен, к всеобщей радости в силу вступал божественный промысел, и виновные не избегали наказания. В ту пору, когда молния ударила в собор Святого Павла, Джон Фокс работал над публикацией своей объемной хроники жизней английских протестантских мучеников. Хотя эти истории сами по себе были довольно трагичны, Фокс уделил внимание многочисленным несчастьям и неудачам, постигшим тех, кто выносил или исполнял приговор жертвам религиозных распрей. Эта тема была весьма популярна, как и истории о возмездии тем, кто отрекся от истинной веры. Одним из самых издаваемых памфлетов XVI века была история о Франческо Спиере, итальянце, который поначалу проповедовал переведенное Евангелие, а затем вновь обратился в католичество. Он умер от разрыва сердца. Эта поучительная история имела бешеный успех, была переведена на несколько языков и публиковалась даже век спустя [633] M. A. Overall, ‘The Exploitation of Francesco Spiera’, Sixteenth Century Journal, 26 (1995), pp. 619-37. Даже в 1690-х годах совершенно иное предсмертное признание раскаявшегося атеиста могло повлечь за собой непреходящую славу Спиеры. Эта так называемая Вторая спираль была продана тиражом 30 000 экземпляров, прежде чем была разоблачена как подделка. J. Paul Hunter, Before Novels: The Cultural Contexts of Eighteenth-Century English Fiction (New York: Norton, 1990), pp. 182-4. . Среди ее почитателей был лондонский пуританин XVII века Неемия Уоллингтон, который собрал, по свидетельствам знакомых и из прочитанных книг, целую серию рассказов о «замечательном Божием правосудии» над теми, кто нарушил Его законы и поплатился за это [634] Неемия Уоллингтон владел рукописной копией отчета о Спиере, опубликованного Натаниэлем Бэконом в 1638 году. David Booy, The Notebooks of Nehemiah Wallington, 1618–1654 (Aldershot: Ashgate, 2007), pp. 154, 274-5. О Уоллингтоне см. также главу 16. .

Когда огонь с небес поражает величайший из домов Господа, такое событие не может не быть насыщено особым смыслом. Читатели новостей хотели знать не только о том, что произошло, но и о том, что это сулит в будущем. В некотором смысле мир новостей объединял прошлое, настоящее и будущее, а истина была разносторонней.

Мир новостей XVI–XVII веков был полон предзнаменований. Кометы, небесные знамения, странные явления природы, катастрофы — все это считалось знамением великих событий. В то время как газетчики выискивали странные и замечательные происшествия, астрологи изучали небо, пытаясь понять, что они значат. Особенно зловещим считалось появление кометы, так как верили, что она пророчит гибель могущественного правителя. Само собой, европейские принцы подобными вещами интересовались. В некоторой степени это было даже хорошо, потому что самые выдающиеся космографы континента получили поддержку от правителей, делясь с ними своей интерпретацией событий. Тактичное исполнение обязанностей обеспечило некоторым замечательным ученым, таким как Тихо Браге и Петер Апиан, ценную поддержку коронованных особ в их научных изысканиях.

Другие, пусть даже сомнительные персонажи, тоже получили выгоду. Хитроумные и мутные пророчества Мишеля Нострадамуса обеспечили ему уютное местечко предсказателя при дворе Екатерины Медичи и сделали его одним из самых публикуемых авторов [635] Michel Chomarat and Jean-Paul Laroche, Bibliographie Nostradamus (Baden Baden: Koerner, 1989). . Коварный талант составлять предсказания одновременно зловещие и совершенно непонятные обеспечил Нострадамусу последователей на века, но и в свое время его пророчества достигали цели. Когда он предсказал несчастья, беды и потрясения, которые постигнут в людей в 1560 году (в особенности священнослужителей), это особенно болезненно восприняли в Англии. Некоторые были убеждены, что конец света наступит через двадцать дней после того, как Елизавета объявила себя Верховным правителем англиканской церкви. Странные предчувствия настолько глубоко проникли в придворные учреждения елизаветинского двора, что когда Мэтью Паркер предупредил Уильяма Сэсила о том, что не желает становиться архи-епископом Кентерберийским, ему пришлось клятвенно заверять его, что виной тому отнюдь не предсказания: «Я умоляю вас не думать, что в моей голове правит Мишель Нострадам» [636] Norman Jones, The Birth of the Elizabethan Age: England in the 1560s (Oxford: Blackwell, 1993), p. 40. . Обеспокоенный Тайный совет попытался запретить астрологические предсказания. В 1562 году нескольких книгопродавцев оштрафовали за продажу сочинений Нострадамуса. Хотя его книги были лишь самым очевидным сегментом обширного рынка, состоявшего из календарей, в которых расписания городских праздников и ярмарок соседствовали с предсказаниями будущего [637] B. S. Capp, Astrology and the Popular Press: English Almanacs, 1500–1800 (London: Faber and Faber, 1979). . И в XVIII веке такое содержание все еще наполняло газеты.

Небесные знамения были скрепой для всех частей новостного рынка. Кометы, необычные сочетания и расположения небесных тел обсуждались в прессе, но лишь в иллюстрированной газете (той, что представляла собой пропечатанный с двух сторон лист) описание достигло истинного драматизма. Можно привести в пример немецкого поэта Себастиана Бранта, который написал драматическую (и политическую) хвалу Энзихаймскому метеориту в 1492 году. А когда оборот печати увеличился в XVI веке, то эта форма газеты, напечатанной на одном листе, стала весьма популярна [638] О Бранте см. главу 3 выше. Из четырехсот иллюстрированных немецких листовок, зарегистрированных в базе данных USTC, более 130 посвящены этим небесным явлениям. О других формах иллюстрированных информационных листов см. выше, в главе 4. . Комета 1577 года была описана минимум в четырех независимых газетах, другие писали о падающих звездах, затмении, одновременном появлении солнца и луны или множественных солнцах [639] Walter L. Strauss, The German Single-Leaf Woodcut, 1550–1600, 3 vols (New York: Abaris, 1975), pp. 163, 480, 648, 939 (comet of 1577), 399, 656 (multiple suns). . Некоторые из этих наблюдений могут быть приписаны разыгравшемуся воображению, ведь речь шла о вполне известных природных явлениях, как, например, описание Aurora Borealis (северного сияния) в 1580 и 1590 годах [640] Там же, с. 481, 949. .