Эндрю Петтигри - Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Итак, Джонсон, как и многие представители официальных средств массовой информации, не собирался прислушиваться к газетам. Даже в этом случае его критика отражает растущую неудовлетворенность самой формой периодических изданий. Здесь и впрямь можно было сделать несколько честных замечаний [660] Massimo Petta, ‘Wild Nature and Religious Readings of Events: Natural Disaster in Milanese Printed Reports (16th-17th Century)’, in Bo-Jan Borstner et al. (eds), Historicizing Religion: Critical Approaches to Contemporary Concerns (Pisa: PLUS-Pisa University Press, 2010), pp. 199–231. . До этого момента памфлеты были самой распространенной формой подачи новостей. И хотя новые памфлеты и серийные издания имели много общего (серийные издания были созданы по образцу памфлетов, если говорить о внешней форме), их отношения с потенциальной аудиторией были в корне различны. Несерийные памфлеты имели статус первичных каналов информации. Все потому что они появлялись лишь как реакция на важнейшие события, которые необходимо было осветить в прессе, им не угрожала недостоверность: памфлеты публиковали уже после событий. В целом они были более объемными (примерно в четыре раза больше ранних газет) и имели дело только с одним-единственным событием в противовес безумной смеси происшествий в газетах. Поскольку памфлеты публиковались в исключительных случаях, не ожидалось, что читатели знают, о чем идет речь; причины и последствия событий тщательно разъяснялись. События, записанные в памфлетах, сохраняли свежесть долгое время. Многие из них публиковались и переиздавались через годы после описанных происшествий. Памфлетистам было некуда торопиться, они оставляли время для размышлений и рассуждений.

Новые серийные издания были более беспокойными. Они описывали события, происходящие прямо сейчас, и поэтому еще неизвестные. Им приходилось сообщать информацию, на первый взгляд, поразительную, однако спустя годы кажущуюся вполне тривиальной. Газетчики, чьей главной задачей было выбрать нужные новости из общей кучи, не имели достаточной квалификации, чтобы правильно их отделить. Зачастую это была лишь одна из множества задач в активно работающей типографии. Как только в продажу поступал один выпуск, газетчики сразу же набирали копии для следующего. Для размышлений и объяснений просто не оставалось места и времени, даже если бы сам газетный слог (унаследованный из рукописных новостных донесений) позволял это.

Новые памфлеты усваивали различные подходы. Большинство памфлетов писалось по завершении осады или военной кампании, когда был известен результат (роскошь, недоступная еженедельным публикациям). В памфлетах факты можно было выстроить логически, исходя из этого результата. А в те неспокойные времена, когда публике не хватало хоть какого-то смысла, такое должно было казаться весьма надежным и достойным доверия. В памфлетах также можно было блеснуть эрудицией и изящным слогом, прибегнуть к пропаганде и проявить настойчивость.

Так что были весьма веские причины, помимо профессионального соперничества, почему газеты воспринимались многими как преходящая мода и шаг назад в деле публикации новостей. Но когда Бен Джонсон нацелился на новых неискушенных читателей, ему было нечего опасаться, потому что это едва ли была заинтересованная аудитория. Эти неофиты гораздо вероятнее купили бы памфлет, который дал бы им полный и подробный обзор того или иного события. Читать отдельный выпуск газеты для них — все равно что войти в комнату в середине разговора: сложно поймать нить обсуждения, а немногословность стиля только затрудняет эту задачу. Газеты нужно было читать совсем не так: большинство выпусков благополучно добиралось к куда более искушенным читателям, регулярно следившим за событиями.

Наплыв критики отражал тот факт, что к концу XVII века серийная пресса приобрела стойкие и неизбежные черты торговли новостями. В то время как в северной Европе газеты воспринимали с энтузиазмом, в Италии в конце века было также множество печатных изданий, начали возникать они даже в Испании. Германия, представлявшая собой лоскутное одеяло из разрозненных независимых территорий, достигла куда большего охвата прессы, здесь были отчетливо слышны и голоса критиков газетного дела. В третьей четверти XVII века несколько писателей выразили свое беспокойство по поводу распространения серийной прессы и опасностей, которым подвергается общество, если газеты попадут не в те руки. В 1676 году придворный чиновник Агасфер Фриш опубликовал краткий памфлет о пользе и вреде газет [661] Ahasver Fritsch, Discursus de Novellarum, quas vocant Neue Zeitungen, hodierno usu et abusu (1676); Otto Groth, Die Geschichte der Deutschen Zeitungswissenschaft (Munich: Weinmayer, 1948), p. 15. Elger Bluhm and Rolf Engelsing (eds), Die Zeitung. Deutsche Urteile und Dokumente von den Anfangen bis zur Gegenwart (Bremen: Schunemann, 1967). . Фриш был убежденным сторонником княжеской власти и придерживался того мнения, что обращение газет должно ограничиться кругом государственных деятелей, чьей профессиональной обязанностью была информированность (вот они, правильные читатели). Тот факт, что он опубликовал свой труд на латыни, показывает, что такова была и его целевая аудитория.

12.3. Миром правит мнение. Мнение изображено в виде женщины с завязанными глазами, на голове ее Вавилонская башня. На дереве произрастают памфлеты

Несколькими годами позже идею Фриша подхватил Иоганн Людвиг Гартман, лютеранский пастор и плодовитый писатель. Гарт-ман в своих проповедях обличал грехи: танцы, азартные игры, винопитие и праздность; ко всему этому в хлесткой речи в 1679 году он добавил грех чтения газет [662] Johann Ludwig Hartman, Unzeitige Neue Zeitungs-sucht (Rotenburg: Lipfi, 1679). . Гартман был готов признать за торговцами право читать газеты, но для широкой публики их все же следует запретить. Фриш и Гартман задали тон полемике, целью которой было определить, каким членам общества можно спокойно доверить политические известия. Даниэл Хартнак, искусный и наделенный живым воображением издатель, также пробовал провести различие между полезным чтением и праздным любопытством. Хартнак соглашался с тем, что в мирное время чтение газет должно быть уделом тех, кто может вынести свое критическое суждение. Только во время войны всем нужно читать газеты [663] Daniel Hartnack, Erachten von Einrichtung der Alten Teutsch und Neuen Europaischen Historien (Hamburg: Zelle, 1688). .

Это ощущение эксклюзивности предостерегает от переоценивания достижений первого поколения газет. Сильные мира сего, имевшие доступ к качественным источникам информации, были настроены весьма скептически по отношению к распространению этой привилегии на неокрепшие умы. Лишь в конце XVII века к полемике присоединился немецкий писатель, выдвинувший недвусмысленное утверждение в пользу всеобщего чтения газет. Zeitung Lust und Nutz («Удовольствие и польза от чтения газет») Каспара Штилера было решительной поддержкой всеобщего права на новости: