Ольга Роман - Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

Я сам видел, как женщина тайком совершала с благими целями воровство: без ведома мужа она оказывала благодеяния ради мужа, ради блага дома, ради счастья детей. Не ставя в известность мужа, она творила милостыню, расходуя средства ради его блага втайне от него. Но она творила это на глазах Того, Кто видит тайное, и не разглашала своего благодеяния.

Добродетельная женщина обладает тем, что «по образу». Не обращай внимания на внешнего человека: это только видимость. Душа находится как бы под покровом слабого тела. Все дело в душе, а душа равночестна; разница лишь в покрове» [226].

Элизабет ведь знала. Можно замечательно стрелять и даже оказаться лучше всех всадников в полку, но всегда и во всём всё равно мужчинам – все звезды с неба, и доблесть, и карьера. Всё равно всем и для всех – это просто ошибка и досадное недоразумение, такой боевой офицер – девушка. Так кто же тогда она – женщина? Элизабет не рвалась к звездам. Но все равно ведь – непонятно. Зато понятно все у святителя Иоанна Златоуста:

«Не указывай ты мне на мужа по плащу, ни по поясу, ни по тому, что он важничает в своем доме, бывает страшен и грозен, но по любомудрию в духе, – когда он сдерживает свои страсти, когда превозмогает болезни души, когда властвует над домом внутри себя, – разумею дом в душе, – и не увлекается нелепыми помыслами; в этом более всего (обнаруживается) муж. А если он думает о пьянстве и похмелье, и день тратит и издерживает на разгул и безчинства, став от страсти мягче всякого воска, – как я могу назвать такого мужем, пленника, купленного раба, уступающего всем страстям, хрупкого, нежащегося, роскошествующего, отвергаемого всеми, не могущего даже встать для состязания? Или вы не знаете, что у нас борьба и состязание не с людьми нам сродными, но с невидимыми силами, полчищами демонов, по божественному Павлу: “наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной” (Еф.6:12) ?

Это – более всего дело мужа. Итак, наряжающийся, но не юнеющий, румянящийся, но не мужающийся, – как он приступит к состязанию? Или как он может назваться мужем, будучи слабее, по состоянию, всякой жены? По тому же самому, как его я не могу назвать мужем, но слабее жены, так и жену, поступающую наподобие мужа – тверже всякого мужа, если с духовным оружием, одевшись в панцирь правды, возложив на себя шлем спасения, держа наготове щит веры, опоясавшись поясом истины, держа меч духа, она вступает в состязание, – в сиянии от оружия, мыслию будучи выше неба, разсеевая полчища демонов, разрушая власть диавола, пронзая страсти, производя, чаще военных, поражения, не людей, но нелепых помыслов. Жена и муж в телесном отношении разделены, ей определены ткацкий станок, веретено, корзинка (для работы), надзор за домом, пребывание во внутренних покоях и воспитание детей, а мужу – место суда, совещания, площадь, войны, битвы и состязания; но в борьбе за благочестие – общее ристалище, общая борьба; одинаково и жёны вооружаются, и не оставляют подвига, но также строятся в боевой порядок, венчаются, объявляются победительницами, получают за отличия награды, похвалы, венцы, и у них победные знаки блестящи, победы непрерывны и одна следует за другой.

А чтобы вы не считали этих слов за хвастовство и за болтовню, но до ясности узнали, что жены бывают не только мужественнее мужей, а даже в отношении самого безстрастия достигают, так сказать, ангелов, – насколько возможно, – пусть будет приведена (в пример) жена по природе, силою же любомудрия достигшая небес, мать Маккавеев; увенчавшаяся дважды по семи раз, – та жена, которая выше какого угодно отличного воина, самого воинственного, самого мужественного, самого великодушного, выше настолько, насколько отстоят от земли своды небес. Воин, даже лучший, боится одного удара, того только, с которым связана кончина; а она стояла, как бы гора рудокопная, перенося в душе тяжкие скорби по каждом сыне за мучения, которые они принимали телом; и она была матерью, вдовою, достигшею преклонной старости, – а вы, ставшие отцами, и вы, перенесшие муки рождения детей, знаете, насколько это тягостнее всякого жала. И никакая острая стрела не причиняет раненым столь едкой боли, какою каждая из этих уязвляла ее душу. Подумай, каково было смотреть, на каждом из детей, что одно тело делится на части железом и огнем, и устанавливаются длинные двойные бега; как она смотрела, как слушала, как воспринимала дым от тука их тел, видя, что на каждого из детей устремляются тысячи смертей. Но она стояла, как бы скала неподвижная, непоколебимая волнами, и обращающая волны в пену, – как железо, как сталь; вернее, что бы ни сказал, – я не в состоянии дать достойное название крепости этой жены.

Итак, назовем ли эту жену мужем вполне, – но не выше ли, с большим преизбытком, она даже самых мужей? Что же, когда увидишь другую, молодую, с нежным телом, проводящую ночи без сна, дни без пищи, подавляющую желание чрева, повергающую любовь к деньгам, умерщвляющую тело, распинающую на кресте свою плоть, считающую настоящее за ничто, ходящую по земле и досягающую до самых сводов (неба), попирающую власть, пренебрегающую славою, презирающую знатность, одетую вместо тонкого покрывала во вретище, опоясанную цепью, подстилающую себе золу, пользующуюся как постелью землею и не требующую больше, ничего, запершуюся в тесной комнатке, беседующую с пророками, пользующуюся жизнью, исполненною забот о смерти, раньше смерти умершую, истаевающую от голода, бдения и грязи, пренебрегающую очарованием настоящей жизни более, чем гниющими листьями, – эту назовешь ли женою, скажи мне? Но, выделив даже ее из ряда мужей, не поставишь ли в сонм ангелов за то, что, при женской природе, она выражает собою столько любомудрия?

И кто будет возражать на это? Никто. Послушай, каковы были также жены при апостолах; послушай Павла, говорящего в послании к Римлянам: “Представляю вам Фиву, сестру нашу, диакониссу церкви Кенхрейской… Ибо и она была помощницею многим и мне самому” (Рим.16:1, 2) . Что ты говоришь, Павел? Жена сделалась твоею заступницею, – и ты, говоря так, не стыдишься и не краснеешь? Не стыжусь, говорит, но даже величаюсь; и Владыка мой не постыдился иметь матерью жену; а заступницею моею сделалась не, потому, что была просто женою, но потому, что любомудра и красуется, благоговением. И как она сделалась заступницею Павла? В чем в самом деле нуждался Павел, обходящий вселенную, напрасно облеченный в тело, попиравший нужды природы, прогоняющий демонов, исцеляющий своею одеждою от болезни, голоса и тени которого трепетал демон, который как ангел почитался верующими, которого уважали даже звери, которого боялось море и, задержав на сутки, не потопило, гражданин рая, восхищённый до третьего неба, общник Божий в тайнах, потрудившийся больше всех апостолов, сосуд избрания, друг невесты – Церкви, проповедник для язычников, обошедший землю и море, поставивший всюду знаки собственного мужества, борющийся постоянно с голодом и жаждою, сражающийся с наготою и холодом, и говорящий: “Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу” (1Кор.4:11) , ставший мертвым для мира, думающий, что мир мертв, гражданин небес, исступленный любитель Христа, более горячий чем огонь, более крепкий чем железо, более твердый чем сталь, – он не стыдится, говоря о жене: “она была помощницею многим и мне самому”? И не только говорит, но и пишет, – и не просто лишь пишет, но писал это даже в послании к столь великому римскому народу, надменному и гордому внешними достоинствами, – не только к нему писал, но желал даже, чтобы это сделалось очевидным для последующих затем поколений. Ведь если бы он не желал, то не поместил бы этого в послании; а теперь, желая, чтобы это дело было передано постоянной памяти, он даже называет по имени жену, побуждает всех к помощи ей, называет ее своею заступницею, и не стыдится, и не краснеет. Вот что значит – любомудрая душа даже в женском теле. Говорю же об этом, чтобы жена не выставляла как предлога, говоря, что я не достигла полной меры благоговения, так как я жена. Та вот и жена, а природа ее не стала препятствием, но она удостоилась стать заступницей Павла, – и всюду во вселенной провозглашается. Как она стала его заступницей? Может быть исторгла его из опасностей? Она сидела подле связанного, утешала бывшего в оковах, доставляла облегчение в необходимых потребностях, отстраняла злоумышляющих, предавала самою себя на смерть, чтобы исторгнуть святого из приключающихся несчастий.