Ольга Роман - Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

– Что же ты, не думаешь стрелять? – заметил он. – Но чего тогда ждешь?

– Я не мог стрелять из-за спины. Это была бы подлость. А потом, это ведь слишком простая гибель, – насмешливо улыбнулся он. – Мне все-таки нужна месть, Маленький Сын Волка.

– Дакота не пытают своих пленников, – спокойно сказал Натаниэль, но и все-таки невольно отступил назад.

Это ведь все равно не представить тогда всю боль. Сколько боли было в его жизни, в его жизни обычного висконсинского мальчишки и потом того боевого капитана, отделавшегося во всей войне Севера и Юга ведь всего лишь пустяковым ранением и царапинами? Сколько боли было в его жизни, но сколько ее будет, той, которую он должен будет вынести? Натаниэль удержал вздох. Все равно. Сколько бы ее ни было – но будет столько, сколько он вынесет. Не больше. Господь все знает и Господь рядом. Боль – она все равно одна и та же боль, и великая, и малая. Просто молчать. Все закончится. Все ведь закончится, сколько бы этой боли и ни было. «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить…» (Мф.10:28) Все ведь сказано. Для него все сказано: «Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1 Кор 10:13).

– Куда ты, Маленький Сын Волка, – усмехнулся Сколкз. – Не думай, огня и железа не будет. Моему отмщению хватит и вот этого, чтобы ты знал, чей нож и чья рука. Теперь ты знаешь.

Натаниэль посмотрел на реку. Зеленая трава, прозрачная вода и блики солнечного света. И цена всей его жизни вот так внезапно вдруг всего в одном мгновении. «Скажи ми, Господи, кончину мою и число дней моих, кое есть. Да разумею ли, что лишаюся аз?..» (Пс.38:4) Наверное, за последнее время было слишком много событий. Он так устал от всех них. Это было слишком больно, слишком невозможно – этот миг, эти неизбежность и обреченность.

– Сколкз Крылатый Сокол, – зазвенел его голос, – ну, что тебе стоит. Оставь мне жизнь!

Сколкз с недоумением посмотрел на него. Казалось, нельзя было произнести этих слов и вместе с тем остаться прежним, равнодушным и бестрепетным капитаном. Но Натаниэль оставался. Всегда оставался. Наверное, у него ведь просто был всегда вот этот ровный, спокойный свет во взгляде и было вот это умение молча и ровно принимать своим сердцем любую боль, любое событие и любую данность. Как сейчас он ведь и примет всякий его ответ.

– Нет, Маленький Сын Волка.

Он и не надеялся. И все-таки… «Кто даст ми криле, яко голубине? И полещу, и почию?..» (Пс.54:7). Лэйс ответил легким поклоном. И отвернулся в сторону. Синяя река. Зеленая трава на другом и на этом берегу. Но это просто слишком зеленая трава. «Вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего, и Бог мой» (Пс.41:6).

«Если верно, что возвратимся в Небесное Отечество, то «вскую прискорбна еси, душе моя»? Ибо безмерное сокрушение сердца о чем-либо чувственном омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а отсюда жестокость и нечувствие. Если будет тревожить тебя уныние, не падай духом, но помолись Господу да подаст тебе терпение. По молитве же сядь и, собрав помыслы свои, утешай псаломски душу свою. Скажи: «Чего расслабла ты, «душе моя»? Не всегда ведь жить нам в мире этом? Послушай, что говорил Пророк: «пресельник аз есмь на земли, и пришлец, якоже вси отцы мои» (Пс. 38, 13). Преселимся и мы с тобою, когда это будет угодно Богу».

«Аллилуиа…», – вздохнул Натаниэль. Пусть. Пусть Сколкз решает, как хочет. Ему-то самому что? У него другая забота. У него вот эта печаль и вот эта зеленая трава. И вот этот мир, вот эта тишина, что натянутой струной ведь словно в той же мольбе сейчас вместе с ним и за него: «Веровах, темже возглаголах, аз же смирихся зело…» (Пс.115:1) [219]Веровах, темже возглаголах…

«Нужно «веровать» Божиим обетованиям, подобно Аврааму; он не исследовал дело обыкновенным порядком человеческим, но взирал на силу Обещавшего, и этим особенно прославил Бога. Верующего никакое несчастье не может повергнуть в отчаяние. «Смирихся» не просто, но «зело»: ибо всякий обладающий знаниями должен быть и наиболее знающим человеческую немощь. Знай, что «смирение» есть не что иное, как чтоб всех людей почитать лучшими себя. Твердо содержи в уме своем, что ты виновен во многих грехах. Не воздавай злом на зло, ни оскорблением за оскорбление; ибо этим смиряет тебя Сам Господь, видя, что ты не смиряешься сам собою. Будь готов при всяком обличительном слове говорить: прости мне; потому что такое смиренное прошение расстраивает все козни диавола» [220].

Сколкз все-таки швырнул Натаниэлю его оружие:

– Забирай. И исчезни отсюда. Пока я не передумал.

Лэйс мгновение стоял. Понял.

– Я буду всегда помнить, Сколкз.

Сколкз смотрел на речную излучину. Услышал, как прошелестела трава под удаляющимися шагами, как глухо простучали куда-то прочь копыта. Он знал, что возненавидит Натаниэля теперь еще больше. Но сейчас Сколкз Крылатый Сокол поступил как поступил. Подошел к своему мустангу, погладил его по носу:

– Ты, конечно же, не понял меня, Быстрокрылый. Но он друг дакотов, хотя у него и светлая кожа. Я должен был так поступить. Я должен был поступить не по ненависти, но по справедливости.

Он возненавидит Маленького Сына Волка теперь еще больше. Но все-таки это будет потом. А сейчас было неважно. А сейчас он стоял среди зеленой травы, и желтый песок горел в солнечных лучах на другом и на этом берегу, золотистый песок и зеленая трава…

Тень встречного всадника легла поперек дороги. Наверное, слишком много встреч. Слишком много приключений. Но сейчас это была хорошая встреча. Синяя Стрела.

– Куда же ты держишь путь-дорогу, мой бледнолицый брат?

– Домой, в землю, которая называется Висконсин, – сказал Лэйс.

– А твое имя?

– Натаниэль Лэйс. Но дакота иногда называют меня Маленький Сын Волка. Шон Маинганс.

– Но как тебя зовут твои друзья? – заметил Синяя Стрела.

– По-всякому, – улыбнулся Лэйс. – Нат, Натаниэль, Тэн, Натти. Нафанаил.

Синяя Стрела помолчал:

– Ты ведь, наверное, вырос в прериях, – заметил наконец он. – А еще ты храбрый и честный воин. Оставайся с нами. Нам нужны воины.

Натаниэль не ожидал такого предложения. И никогда не думал о таком выборе. У него была своя кровь, своя череда поколений. Он был другом дакотов, но вместе с тем ведь и таким чужим среди них.

– Не знаю, – сказал он.

– Тогда будешь гостем и другом, – заметил Синяя Стрела. – Я не хочу, чтобы с тобой приключилась какая-нибудь беда. Ты ведь в своей синей форме, Нат. Погостишь у нас, а потом я провожу тебя в безопасный от индейцев предел. Но сегодня нам не по дороге.