Наг Стернин - Ведьмы

Бобич отставил кашу и отвернулся, надувшись. Молчали. Наконец, Радимир сказал примирительно:

– Ну, что, остыл? Нам ли с тобою ссориться, одной веревочкой повязаны. Ты думаешь, мы тут в своих лесных берлогах сидим и ничего не знаем, не понимаем? Не-ет, мы тоже не лыком шиты, соображаем почем нынче хороший меч, особенно если в крепкой руке. Говори, что княгиня наказала? Какие ею, государыней, для меня сказаны слова?

Бобич оживился, повернулся, покрутил головой:

– Экой ты важный, однако, фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, ха-ха. Княгинею ему какие сказаны слова! Да она не только про тебя, она и про град твой Серпейский занюханный отродясь не слыхивала. Тьфу ей на тебя и на все Понизовье.

– Значит, всю понизовскую силу она вот так вот запросто отдает Брячеславу? Лихо! Или дело меж ними уже и уладилось?

– Сразу после княжьей смерти тукнулись они дружинами в столице и отскочили друг отдруга. Сказать по правде, еле отбились княгинины. Если бы не варяги, то даже уж и не знаю. Стоят сейчас, ни тпру, ни ну, нашла коса на камень, силы-то равные. А варяжья дружина, нужность свою почуявши, тянет с княгини навар. Но это все с одной стороны… Тут ведь в чем закавыка: княгиня погнала гонцов к брату за помощью, а Брячеславу помощи имать, кроме как у вас, негде. Понятно? Так что, ежели не даст Понизовье Брячко людей в дружину, то победа княгинина предрешенная, а после победы хватит чем с ними, с варягами расплатиться. Ну, что, дадут роды людей?

– А то ты не знаешь, – сказал воевода. – Может, кое-кто и без большой охоты, но дадут, и мы с тобою помешать им в том не в силах.

– То-то, что знаю.

– А коли знаешь, зачем тогда ехал? – пробурчал воевода.

– Затем и ехал, что не один ты такой весь из себя умный, и вот здесь, – волхв с надменностью постучал себя по лбу, – мысли есть отменные. И коли мы с тобою по тем мыслям свершим, жить нам против княгининого сердца и ходить в любимчиках до конца дней.

Радимир выжидательно молчал.

– Со дня на день надо ждать в Понизовьи княжича с малыми людьми. Это не догадки, знаю точно, понял? Града Серпейского он, уж конечно, не минует…

– Я тебя понял так. Ты мне предлагаешь закон гостеприимства нарушить, в своем доме княжича предательски захватить, руки-ноги ему связать и, как барана на палке подвесив, княгине представить?

– Зачем же барана? – хладнокровно сказал Бобич. – В баране и в человеке понимающими людьми ценятся разные части тела. Княгиня не обидится, ежели ей в дар предоставят от барана задницу, а от Брячо голову. Ну а по предательски или нет, это уж как получится, на все воля всеблагих.

Радимир молчал, и тянуло его, Радимира чесать в затылке. Что ответить на такие Бобичевы слова еще, может быть, и нашлось бы, а вот как с собственными своими думами быть, куда девать собственных бессонных ночей мысли? До какой поры ходить ему под родовой старшиной? Взять того же Дедяту-умника, сволочь лапотную, который Брячеславу всегда будет воеводы дороже, потому что стоять княжичу за старину, хочет он того в глубине души, или нет. Но этот Дедята-лапотник в посконных портках за сохою самолично ходит, и ему воевода кланяйся? Может, еще и сапоги снять, чтобы кланяться босиком? На коленки встать? Если же стать княгининым ближним человеком, да сесть киевским обычаем княжьим посадником в сей же хоть бы в Серпейский град, не надо будет никого ни о чем просить и умолять, приказал – все. Исполняйте. А не выполнят приказа, так тем же самым новым обычаем и посечь непоротые старшинские задницы под Перуновым под священным дубом. Всенародно!

– На мечи Брячко не поднимем, – сказал воевода тихо. – Порядки родовые все поголовно хают и костерят, а коснись до дела…

– И не надо, и в голову не бери, – зашипел волхв возбужденно. – Твое дело впустить княжича в град, устроить по́честный пир, а что ему в питье подмешать, я тебе дам, сам не заметит князюшко, как помрет. Ворота градские запрешь, чтобы ни одна душа живая бы в град не проникла, – считай, что полдела сделано. А вторые полдела, это, брат ты мой, лиса.

– Какая лиса? – спросил Радимир оторопело.

Бобич поглядел на воеводу внимательно и, помедлив, сказал осторожно:

– Н-ну, не важно. Рыжая. Дело тут, видишь ли, в том, что окажись лиса в граде, волхебство на князя не подействует.

– Как это так может быть? – сказал Радимир подозрительно. – Темнишь ты что-то.

– Это мои дела, волховальные, что тебе до них? Поручи своим доверенным бояра́м, чтобы за лисой проследили. Обещай им что хочешь, хоть бы и гривну серебра за лисью шкуру поганую, но не пропусти лисицу в град. Помни, лиса в граде – всему нашему делу конец.

В ворота грохотали, что было сил. Ослябя, стараясь держаться подале от бойницы, ну-как шарахнут снизу стрелой, завопил дурным спросонья голосом:

– Кто это там безобразит посреди ночи? А вот я вас шваркну смолой!..

– Отворяй! – бешено орали снизу, еще пуще колотя в ворота, – долго ли князю тебя, недоумка, дожидаться?

Ослябя чуть ли не кубарем спустил по лестнице напарника за воеводой, а сам заметался в растерянности перед воротами: пускать?.. не пускать?.. дело щекотливое, что так его поверни, что эдак, и кабы не пришлось за ошибочку отвечать собственными боками.

Грохот в ворота становился совсем уж нестерпимым. Из закоулков жилого двора выбегали с факелами градские бояры́, оружные, встревоженные, шалые со сна.

– Сейчас, сейчас, – кричал Ослябя, – да погодите вы колотить, дайте поперечины убрать.

К воротам подскочил бледный Радимир.

– Кто? – спросил он у Осляби, – Брячеслав? А-аткрывай!

Градские отвалили створки ворот, да так и застыли с открытыми ртами, позабывши, как кланяться. В ворота ввалился и в самом деле Брячеслав со товарищи, но в каком виде? Даже и в неверном свете факелов было видно, что выдержать им пришлось прежестокую сечу. Доспехи на гридях были посечены и помяты. Сами чуть ли не все перевязаны кровавыми тряпками. Кое-кто не мог на ногах стоять без посторонней помощи, а одного и вообще несли на руках, приспособивши под носилки распяленный на палках красный княжеский плащ. У самого княжича верхушка шишака свернута была на бок, как только башка уцелела при таком при жестоком ударе? Воевода смотрел на него, открывши рот. Да, видно, не одному Бобичу приходят в голову счастливые мысли.

Княжич остановился против Радимира, впился ему в лицо бешеными глазами:

– Что буркалы выпучил?

Радимир опомнился, низко склонился перед Брячеславом и спросил, спокойно спросил, без испуга, без подобострастия:

– Что случилось, княжич?

Давешний полюдный сторожевой гридя здоровенный выдвинулся из-за княжичевой спины и сказал, поигрывая телепнями в ведерного размера лапе:

– Князь. Князь, а не княжич.