Наг Стернин - Ведьмы

– Не мотайся перед глазами, не мешай, – сердито выговаривала ему Потвора. – Лучше бы раненных сразу сюда тащили, а то ишь, непоседа, по избе блохою скачешь, что уж теперь-то. Или, может, князю будущему невместно к болотной волхве ничтожной никчемушной самолично приходить? Поруха великокняжеской чести?

– Не будущему, а нынешнему, – сказал упрямый Буслай и добавил небезъязвительно: – Конечно, может, здесь, на твоем на Серпейском болоте и есть быть расположен пуп всеземельный, но древа Жизни, небо держащего, я тут чегой-то не вижу. Может, и по дурости своей, кто бы спорил. Да и вообще мы людишки дальние, темные, дороги по ничтожеству своему не знаем, вот и побрели в град за проводником.

– Язвит, – рассмеялась Потвора, взглянувши на витязя искоса: хорош парень. Сильный, красивый. Верный. Недаром у внучки при виде его глазенки заблестели. Ах, детки, детки, вот сейчас доделаем наконец-то великое наше дело, посадим Брячеслава на престол, вернем на болото Великий Погост, и… любитесь себе, женитесь, то-то было бы славно, то-то радостно. А она, Потвора предложила бы князюшке отрядить Буслая сюда в Серпейский град, хоть бы даже и воеводою, да и стала бы век свой остатний, вовсе уж теперь недолгий, доживать со всею кротостью. Много ли теперь ей, ветхой старухе, надо? Правнуков на коленках качать, да на внучкино счастливое лицо любоваться… Ишь ты, рад, поди, что поддел болотную волхву…

– Ишь, остроумец какой тут выискался! А вот скажи-ка ты мне, остроумец, что за лекарства мне с собою брать? Не подскажешь ли? Прикажешь на квасной гуще погадать, чем лечить твоих товарищей? Одно горазд твердить: порубаны-де жестоко, толку от тебя…

– Все бери, – сказал Буслай, решительно махнув рукой. – Я снесу, будь их хоть сенной воз.

– Тьфу ты, горюшко ты мое, стоеросовое, помолчал бы лучше, а уж коли молчать тебе невтерпеж, расскажи, кто напал-то на вас?

– Кто напал, кто напал, – рассердился Буслай. – Все пристают, все спрашивают, поди теперь разберись. Говорю же, погорячились. Сперва-то мы на воеводу вашего мнение держали, но потом видим, вроде бы, он ни при чем.

– Ни при чем, – хмыкнула Потвора. – Значит, мнение держали, а в град-таки полезли? Э-эх, советнички княжеские, что силой, что умом оглобли.

– Па-адумаешь, – сказал Буслай, – тоже мне, фря. В случае чего настрогали бы из него лапши, всего и делов. Только он и взаправду ни при чем. Держится смело, награду назначил за опознание. Хотя, конечно, человечишка мерзкий, это у него на морде написано, я таких насквозь вижу.

В избу влетели Леля с Малушею, вывалили на стол пучки каких-то трав, мешочки, коренья.

– Эй, знаток душ человеческих, – весело завопила Леля, те слова его неосторожные, видимо, разобрав и тотчас за них зацепившись, – иди сюда, провидец. Поможешь мешок с зельями завязать.

– Давай я, – резво метнулась к ней Малуша, но Буслай уже стоял возле Лели. Малуше оставалось только следить ревнивыми глазами, как ловко, весело тормошит его, заигрывая, задушевная подруженька. Ну и куда ж это годится, в самом деле? Тумаша увели из-под носа, но этот-то ее, Малушин! Она же с ним первая еще по осени слюбилась, в полюдье! Только ведь Леля это вам не Радуша, с Лелей не посоперничаешь, она тебе такое устроит соперничество, что небо с овчинку покажется. А впрочем… где наша не пропадала, как-нибудь, да и не понимает пока еще подруженька про сладенькое.

Малуша, подхихикивая и насмешничая над молодцем, потихонечку втиралась между ним и Лелей.

– Ты что же, витязь, всю силу свою дорогой растерял? Крепче держать не можешь? – подначивала она Буслая, подсовывая под взгляд его свою умопомрачительную грудь. – Кто ж это тебя, дубинушку, разобидел, что ты горькими такими слезами обливаешься? Уж не я ли ручкой белою зацепила ненароком шею молодецкую?

– Слезами? Какими слезами? – удивился Буслай. – Он провел свободной рукой по лицу и с недоумением уставился на мокрую ладонь. – Сам не пойму, что это я…

– Как-как-как? – быстро проговорила Леля, потерявши вдруг всю свою веселость, – А ну, нагнись. Быстро!

Буслай нагнулся и, потеряв равновесие, неловко сел на пол. Лицо его стало недоуменным и растерянным.

– Баба! – закричала Леля, но Потвора уже стояла рядом и мяла жесткими пальцами затылок гриди.

– А ну, дыхни, – наклонилась к лицу Буслая Леля.

– Не теряй времени, – сказала Потвора, – это лютик с болиголовом. Мыльный корень давай, живо, живо!

Леля метнулась к дверям.

– Жив – корень захвати и перелет-траву, – кричала Потвора вслед.

– Отравили? – спросил Буслай упавшим голосом.

– Скажи спасибо, что дурак зелье готовил и девчонки слезы твои заметили. Отрава это страшная. Сказал бы ты, что притомился с дороги, прилег отдохнуть, да уж и не поднялся бы.

Леля ворвалась в дом с целым ворохом каких-то корней и трав, Потвора выдернула из ее рук черный рогатый корень и сунула его гриде прямо в рот, чуть зубы не выбила.

– Жуй. Во рту у тебя получится противная пена, так ты ту пену омерзительную горькую и тошнотную глотай, если жить хочешь. А я сейчас противоядие сварю. Я мигом. У меня в котле, слава Всеблагим, закипь нужная.

Перепуганный Буслай запихал корень в рот целиком и, давясь мерзкой пеною, принялся перемалывать его крепкими зубами.

– Да уж, воистину знаток душ человеческих, – ворчала Потвора, с удивительной скоростью растирая снадобье в ступке.

– Я же говорю – провидец, – вторила Леля, понемногу подливая бабушке из котла горячей закипи. А Потвора, взглянувши на гридю пронзительно, допытывалась:

– Ну, мудрая головушка, чего откушать изволил в Серпейском граде у верных княжьих слуг? Рассказывай.

– Ничего не ел, говорю вам, – невнятно пробормотал вконец затравленный Буслай. Тошнотворная пена забила ему весь рот, лезла в нос, стекала по усам, капала на колени. – А ели мы с Малушей по дороге из одного мешка хлеб с луком и копченую гусятину.

– Ну, может, зелена вина или медку чарочку изволил выкушать?

– Не пил! – выкрикнул Буслай.

– Квас он пил, – сказала вдруг Малуша. – Квас. Взял жбан и напился, я сама принесла.

Потвора бросила ступку, подскочила к Малуше.

– Какой квас? Откуда принесла?

– Поесть готовили дружине. Для после бани, – сказала ошеломленная Малуша.

– Князь тот квас пил? – закричала Потвора страшным голосом. Вконец перепуганная Малуша прошептала еле слышно:

– При мне не пил, а после – не знаю.

– Ну, вот тебе и ответ, витязь, кто в понизовье желает княжеской смерти. Да напои ты его зельем, остыло уже, – сказала она Леле и снова повернулась к Буслаю. – Сладко?.. Вот и пей мелкими глотками, пока во рту кисло не станет. А как станет ту кислость нельзя терпеть – вознеси хвалу Чуру Оберегателю, счастлив твой домовой, в сорочке ты родился.