Наг Стернин - Ведьмы

– Погоди, не мешай, – отмахнулся Брячеслав и снова уставился на Радимира вприщур, – Кто здешний воевода, я или ты? С кого спрос за разбой под градскими стенами? Сам дрыхнешь, и у бояро́в твоих в волосах солома. Как все это прикажешь понимать?

– Так и понимать, что никакой это не разбой, – угрюмо сказал Радимир. – Я думаю…

– Смотрите-ка, – снова встрял в разговор верзила, – он думает… Не нравишься ты мне, ох, не нравишься, и рожа у тебя блудливая…

– Я тебе не девка, тебе меня не щупать, любовь твоя мне без надобности, – окрысился воевода.

– Думаешь, или знаешь? – неприязненно спросил Брячеслав.

– Суди сам. Об новгородских ушкуйничках, варягах-находниках или ином лихом разбойном люде в наших краях и слуху не было. А если бы и набежали какие, была тут для них добыча и пожирней, и побезопасней. Из града ввечеру уплыл торговый гость с великим товаром. Так что не выгоды искали супостаты, а твоей головы.

Брячеслав, на глазах остывая, какое-то время испытательно смотрел в лицо воеводе, потом повернулся к своим:

– Что скажете, друзья? Вон как рассуждает воевода. За разбойничков не прячется.

Здоровенный гридя надвинулся на Радимира, и прогудел, нависая над ним, как вежа над узилищем:

– А не твои ли люди на Нарском бережку кучкою лежат?

И свои, и чужие глядели на Радимира выжидательно. Радимир брезгливо дернул щекой, отвернулся и, пренебрегши словами наглеца, пальцем поманил к себе Ослябю.

– Возьмешь с собою четверых бояро́в, лодку, и свезешь сюда все трупы немедля. Вооружиться не забудь, вдруг те находники были не одни. Да не вздумай мне потом говорить, что, мол, те трупы ты в темноте не нашел, шкуру спущу.

На Ослябиной роже явственно начерталось неудовольствие: почему-де все время я. Но тут из-за спин вдруг вывернулся Махоня и зачастил-затрещал, что сей же миг воеводский приказ будет со всем тщанием исполнен, что они уже и побежали, вот только куда?

Воевода подозрительно покосился на Кривого, ишь ты, рыло постное, глаз невинный, а Ослябя тут же оживился, сообразил, стервец, княжьи бояры́ трупы находников обшаривали вряд ли, до того ли им было? Так что походец этот хоть и с запашком, а небезвыгодный. Засуетился.

– Не знаете, у кого спросить? Котелок не варит? – воевода ткнул пальцем за спину. – Вон мужики стоят, – у любого и спросите. Чешут тут языками бестолку, кому ни лень… Пошли, князь. Баньку тебе истопить велю, и поесть велю собрать.

Брячеслав пошел вперед. Следом двинулись гриди. Градские помогали раненным, суетились, как мухи вокруг раздавленной груши.

– Ну, привезут находников, а дальше что станешь делать? – с усмешечкой спросил воеводу Брячеслав.

– Велю положить супостатов у Перунова дуба, созову народ, и каждому, кто их опознает, выдам из градких запасов топор или дюжину наконечников для стрел на выбор.

– Щедро, – сказал Брячеслав все с тою же непонятной усмешкой.

– Ничуть, – возразил Радимир. – А если бы находнички голову твою под самыми градскими стенами добыли бы?

– Ну, положим, голову мою не так-то просто добыть.

Да, княжич был не тот, что на осеннем полюдье. Тогда, вспомнить смешно, ходил телок-телком, зевал, чуть ли в носу не ковырялся. Сейчас же шагал рядом с Радимиром воин. Ястреб. Ишь ты, кучкой лежат… Бобич прав, в этом деле яд вернее меча.

– Как же так все это случилось? – спросил Радимир, имея ввиду обстоятельства нападения. Княжич, истолковавши те его слова превратно, досадливо крякнул.

– Сам знаю, что дураки. Охнуть не успели, как всех покойничками сделали, нет бы взять живым хоть одного. Погорячились. Да и сам я хорош, своею рукой двоих прихлопнул, дубина.

Раненных уложили в трапезной на лавки. Вокруг суетились градские бабы с чистыми тряпками, да вот беда, ночь, воды горячей для раны обмыть где взять? Малуша ворвалась в трапезную с целым ворохом подорожника, плюхнула его на стол и стала пробираться поближе к Буслаю.

– Ну что там Мужко? – спросил княжич Буслая. – Дышит?

– Вроде бы, да, но… не знаю. Думаю, конец ему. Не спасти.

– Почему же не спасти? – сказала Малуша в спину собеседникам. – Можно Потвору позвать. Или Лелю.

Радимир дернулся к дочери, ах ты, корова ты языкатая, так бы затрещину и залепил!

– Малуша! – обрадовался Буслай, а она, вроде бы и внимания не обращая на старого знакомца, но грудь свою, однако же, со всем усердием выпятив, объясняла Брячеславу:

– Есть у нас на старом Погосте такая ведьма.

– Как же, как же, наслышан, помню, вот она-то мне и надобна, – сказал Брячеслав, но Малуша разошлась – не остановишь, тарахтела сорокою:

– Потвора эта с внучкой своей, Лелею, просто чудеса творят. А Леля мне лучшая подруга…

– Помолчи, – перебил ее Брячеслав и повернулся к Бусалаю.– Давай-ка, друг, отправляйся за ведьмой. Прямо сейчас. У страдальцев наших каждый миг на счету, не говоря уж обо всем прочем. А дорогу тебе вот она и покажет. Что, красавица, с этой вот оглоблей ночью на болотный Погост пойдешь?

Малуша плутовато покосилась на Буслая.

– Да ладно уж, мальчик он большой, авось не слишком напугается. А станет реветь – отшлепаю.

– Больная та ведьма, – сказал Радимир, отталкивая дочь от князя. – Еле ползает.

– Ничего, – непонятно усмехнулся Брячеслав, – ко мне сюда она стрелою помчит. Ну а коли будет не в силах, Буслай ее на руках принесет. Давайте, отправляйтесь, что стоите? Время не ждет.

– Напиться бы, – сказал Буслай. – Да и есть охота…

– Что стала раскорякой! – накинулся Радимир на дочь. Другие бабы раненых моют, на стол собирают, а ты трешься тут возле мужиков. Квасу неси. Там в прихожей целый жбан мятного.

Малушу как ветром сдуло. Радимир покосился вслед дочери и в тысячный раз за ночь за эту беспокойную дал себе слово шкуру с нее спустить, а навсегда отучить лезть в мужские разговоры.

Малуша обернулась мигом, и притащила она ведерный здоровенный жбан с квасом.

– Может, чего крепкого хотите? – хмуро спросил Радимир. Княжич покачал головой и сказал, кивнув на жбан с квасом:

– Испей.

В глазах у воеводы промелькнула усмешечка. Он поднял жбан двумя руками, запрокинул голову и пустил в рот длинную пенную струю. Потом поставил жбан на место, вытер усы и пробурчал:

– По моему, так хорош, но вы ж люди столичные…

Малуша стояла возле Буслая с узелком в руках и незаметно дергала его за рубаху.

Радимир уперся в гридю тяжелым взглядом.

– Ну, вот он, квас, что не пьешь?

– И то, – хмыкнул гридя и надолго припал к жбану.

– Нам для баньки оставь, – сказал Брячеслав.

– Пусть пьет вволю, – медленно выговорил Радимир. – Этого добра на всех хватит.

Собирались с лихорадочной поспешностью, и сами поспешали, и Буслай торопил, даже не присел витязь, кружил по избе, как зверь по клетке.