Игорь Адов - Младший сержант Алексей Крайнов

В раздумьях о нелёгкой доле, перебежав дорогу между двумя сёлами, вышел к небольшой речушке. На другом берегу, чуть выше по течению рыбачили пацаны. Горел костёр с подвешенным на рогатине котелком. По запаху определил – уха! В углях, судя по тому же запаху, запекалась картошка. Раздевшись, по-тихому переправился в стороне, привёл себя в порядок, зашёл со спины. Поздоровался.

Ребята оказались не из пугливых; внимательно оглядев Алексея, на приветствие ответили. Трое пацанов лет по пятнадцать и малыш годиков семи. Разговорились. Речка звалась Иквой, рядом вдоль дороги лежит село Остриев, дальше Добрятин. Немец здесь уже как неделю. Есть полиция из местных.

– Иванкин батька там главный! – мотнул головой в сторону друга пацан в соломенной шляпе. – Да ты не бойся, там ваших уже человек двадцать собралось. Их не обижают – кормят, в сарае держат. А хочешь, он с батькой поговорит, и тебя как гражданского примут, а? Ты только нам ружьё отдай и никому не говори про него, ладно?! На лесозаготовки пойдёшь, в Ровно, на станцию тёс поставлять будешь. Там как раз из селян бригаду набирают!

– Нет, парни, спасибо, мне домой надо! Меня мамка в Смоленске ждёт, – не моргнув глазом, соврал Алексей. Похоже, это вошло у него в привычку – даже не задумался.

– Ну как знаешь, – пожал плечами «говорун», попытавшись незаметно, жестом руки, отправить малыша в село.

– Да не дёргайтесь вы! Я же не воевать иду, а домой просто! – загородив дорогу навострившемуся тикать пацанёнку, пытался убедить ребят Алексей. И… врать так, врать. – Меня, если хотите знать, немцы вылечили в госпитале и отпустили! Я с их заданием в тыл пробираюсь!

– Документе? – наконец вступил в разговор важный Иванка.

– Нет. Я же тайный агент! – выпучив глаза, прошептал Алексей.

– Раз збройний, повинен бути документ! – упрямился парень.

Перебранка продолжалась минут десять. В конце концов, ребята сделали вид, что поверили в Лёшкины бредни, а тот, внимательно следя за тем, чтобы кто не убёг, притворился, что поверил им. Ситуацию разрядил Иванка, резко переведя беседу на более актуальную для Лёхи тему:

– Юшка готова! Хто истиме?

Парни, разом закончив бесполезный разговор, принялись выбрасывать из углей картошку. Сняли с огня котёл, достали ложки, расселись вокруг. Лёшка, терзаемый голодом, не зная, как поступить, топтался в стороне…

– Чого стоишь, комунист? Або ситий? – сжалился над Алексеем Иванка.

Два раза приглашать не пришлось. Положив карабин на колени, Лёха достал из сапога ложку… Обжигаясь, хлебали жиденькую уху из разномастной мелкой рыбёшки, заедая печеной картошкой – вместо хлеба. Еда из Лёшкиного детства! Счастье не писанное! А когда Иванка предложил достать забытую в сумке «цибулю», совпали все компоненты.

Спас Алексея взгляд пацанёнка в шляпе, его на мгновенье испуганно расширившиеся глаза. Выдох за спиной – пролетающая мимо рука с ножом! Но Лёшка уже лежит на спине. Иванка, поняв, что промахнулся, попытался броситься на лежачего, но удар между ног повалил паренька на землю.

По лицу со свистом прилетело удилищем, это вступил в «битву» Иванкин друг. Пинок по котлу с ухой, и молчавший до того парнишка, огласив округу воплем, ломанул в речку, охлаждать обваренные кипятком ступни. Вскочил на ноги, щелчком загнал патрон в патронник.

– Падлюки мелкие! Порешу!

Обожжённый паренёк, перестав орать, шумно загребая воду, бросился к другому берегу. Иванка, скривив рожицу, продолжал валяться на земле, ухватившись руками за причинное место. Мальчонка в шляпе, боясь шелохнуться, сидел у костра. А где мелкий?! Малыш, растворившись в зарослях камыша, невидимый, шустро чвакал по мелководью в направлении села. Отметив про себя, как легко смог бы подстрелить выползающего на противоположный берег обваренного «молчуна», Лёшка от души заехал ногой под дых полицейскому сынку: показалось, что тот уже притворяется. А вот теперь нет, всё честно – похоже, сомлел. Собрал разбросанный по полю битвы неподавленный картофель, осмотрелся: до села, куда побежал малыш, метров четыреста. Переплывший через реку пацан рванул к домам на том берегу – шагов триста будет. До ближайшего леса километра два. Это напрямую, по посевам. Пока селяне хватятся, пока коней запрягут, вилами вооружатся, время есть. Подзатыльником, сбив шляпу с сидящего пацана, сунул под нос кулак:

– Смотри мне!

Побежал. Трусцой перебравшись через пустующую дорогу, прихрамывая, засеменил по полю. Сумка, намокнув, стала легче: в драке лопнул резиновый пузырь с водой. Всё-таки глупость придумали фашисты. Больно хрупкое приспособление для переноски жидкости.

Ближе к концу пути, запыхавшись, перешёл на шаг. Вообще-то, до войны бегать на такие расстояния было для Алексея сущим пустяком. Но то ли нервное перенапряжение, то ли сбивала дыхание хромая нога, в общем – силы кончились! Да и лес был уже рядом – метров триста, четыреста…

Свист пуль Лёшка сначала не распознал. Собственная одышка заглушала щелчки далёких выстрелов. Зато когда понял, что за «птички» поют над его головой, откуда только силы взялись?! Оставшиеся до чащи метры пролетал как на крыльях.

Вломившись в заросли, спрятался за ствол дерева, оглянулся. Семеро верховых, метрах в шестистах. В отличие от Лёхи, посевы не травят, скачут по меже. Оружные. Идут ходко – рысью, то и дело переходящей в галоп.

Было бы у Алексея с десяток патронов, подпустил бы поближе и… А с четырьмя выстрелами чего навоюешь? Только бежать! Да не в лес. Они его лучше Лёшки знают, мигом поймают. Надо по параллельной меже, чтобы в посевах не наследить, ползком обратно, в поле. А пока задержать издали.

Бить с четырёхсот уже метров из незнакомого оружия по скачущему всаднику – дело пустое: не попасть. Упёршись плечом в ствол дерева, взял на прицел ближнего к нему коня. Пеньком мушки – под грудину лошади, и даже пониже ещё. Упреждение. На выдохе – выстрел. Подождал. Ничего! Промазал! Не выпуская кавалькаду из поля зрения, двинулся вдоль кромки леса. Вдруг секунд через десять конь, в которого стрелял, словно опьянев, запутался в ногах и через голову, подминая собой всадника, грохнулся на спину. Остальные преследователи, резко натянув поводья, остановились, сгрудившись вокруг лежащего на земле товарища. Затем, видимо, поняв, что вызвало падение всадника, хлопцы ужами соскользнули с лошадей, растворившись в густой траве межи.

Отлично! У Лёшки появилось время! Теперь можно было уходить в лес, а не прятаться в бурьяне, гадая – заметят или нет. Осторожно, пятясь в чащу, на грани слуха – нет, не услышал – скорее, почувствовал лошадиное фырканье из глубины зарослей. Затем удар кулаком по лошадиной же морде, это фырканье прекративший.