Виктор Сбитнев - Совсем другая история

Но вернёмся к категории особого человека, сознательно вернувшегося из «не понравившегося» ему «МЫ» к своему благословенному, неповторимому «Я». К состоянию абсолютного, детского, эгоизма. Упрощённо говоря, перед нами – мудрый ребёнок, точнее – обогащённое взрослым опытом эгоистическое дитё. То есть в свои 33 года этакий анти – Иисус! В мозгу его всё та же музыка: «Это моё, и это моё, и это моё тоже!», но взрослый опыт завуалирует примитивный эгоизм в приемлемые обществом и даже симпатичные отдельным его представителям поведенческие формы. И очень скоро всякий разумный пристальный взгляд найдёт такого индивида зловещим: красивый молодой мужчина с нутром испорченного маленького эгоиста, стремительно превращающегося в негодяя. Его, как лермонтовского Демона, в сотворённом Господом мире не трогает абсолютно ничего. Только он сам. Не он для мира, а исключительно мир для него! И детская непосредственность такого индивида имеет все шансы сделать этот мир уступчивей, сговорчивей, способней к капитуляции перед изощрённым одиночкой. В литературе такой тип человека трактуется по-разному: с одной стороны, это бездушный красавец Дориан Грей Оскара Уайльда, это приятный во всех отношениях проходимец Чичиков Гоголя, это, наконец, «несовершеннолетний» Чацкий, за несколько дней разоблачивший фамусовскую Москву, с другой – ребячливые старички русской и европейской классики 19 века типа толстовского князя Василия. Хотя, конечно, в глобальном смысле, абсолютный эгоизм и внешняя красота, притягательность могут в полной мере сочетаться лишь в Дьяволе и его слугах. Разумеется, последнее утверждение весьма условно и необходимо нам лишь как инструмент поверки на эгоизм, как самый надёжный идентификатор наиболее зловредного человеческого порока.

Раньше мне казалось, что абсолютный эгоизм присущ и всем, без исключения, животным. Особенно котам, которые «ходят сами по себе», даже будучи в полной зависимости от хозяина, особенностей его характера, прихотей и капризов. Наш молодой кот Емельян тигрового окраса – красноречивое тому подтверждение! Он, с одной стороны, раб желудка и соответственно предан хозяевам душой и телом. Но с другой – всегда готов жёстко обозначить границы своей от людей зависимости, как бы подчёркивая всем котовьим существом, что нас трётся вокруг него много, но никто не обладает и одной десятой от его слуховых, вкусовых, обонятельных и осязательных способностей. А засим все мы, по сравнению с ним, существа нарицательные, годные разве что в смотрители его лотков и мисок, а равно и в посыльные за сухим кормом и тресковыми видами рыб, которые он предпочитает всем остальным. Но это, согласимся, изощрённый эгоизм, оснащённый богатым инструментарием кошачьих изысков. Куда проще, зависимей и соответственно эгоистичней вёл себя бабушкин телёнок Валетка, которого она привязывала к колышку и кормила трижды в день из ведёрка, при этом вставляя ему в ноздри свои разведённые пальцы, чтобы он, бедолага, не захлебнулся от нетерпения и жадности. Но верхом ломового эгоизма отличался поросёнок Борька, который, в отличие от травоядного телёнка, пожирал абсолютно всё: не только картошку и хлеб, но и остатки мясных супов, щей, молочных обратов, свёклу, морковь, репу, прокисшие каши и даже грибы. А однажды он съел замешкавшуюся на куче отбросов ворону. И недаром бабушка запрещала кормить его из рук, смертельно боясь, что он откусит и сожрёт мои пухлые розовые пальцы.

Но поскольку эгоизм – это, что ни говори, всё же одно из свойств высокоорганизованной материи, то и хрестоматийные его примеры, так сказать, напрашиваются из человечьей среды. Прежде всего, я вспоминаю директора нашей продвинутой во всех отношениях школы по фамилии … точно такой же, какую носил главный герой книги и отснятого по ней фильма «Железный поток». В этой доходчиво написанной вещи красноречиво доказывалось, что отдельный человек не имеет в нашей революционной действительности практически никакого значения. Всё решают огромные человеческие массы, так называемые людские потоки, которым поставленный Партией руководитель должен придать правильное направление. Директриса Кожух поступала с нами именно так. Например, она приглашала из обкома какого-нибудь языкастого инструктора, который в душном актовом зале в два счёта доказывал сразу всей старшей смене, уже постигающей основы Теории относительности, что дважды два – всегда четыре! Что слова популярной киношной песни Высоцкого о друге, который «оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…» по факту не имеют никакой логики и смысла. А следующая за ними фраза «Ты его не брани, гони!» совершенно не согласуется с нормами поведения советского человека. Доставалось там и Магомаеву за полную бессмыслицу отдельных его шлягеров типа «Вьюга смешала землю с небом», и Ободзинскому – за прокламацию ничегонеделания: «Я в подъезде против дома твоего стою», и Пьехе – за «не наш выговор, которым она сеет в наших ещё не окрепших умах чуждые нам житейские убеждения» типа – «Так уж бывает, так уж выходит: кто-то теряет, а кто-то находит». Позже эта Кожух вышибла из школы моего талантливого, позже поступившего через ПТУ на «португальский» факультет ЛГУ друга – «за антисоветское поведение», а мне с подписанной ею характеристикой вообще ехать в какие-либо МГУ или ЛГУ не имело никакого смысла! Да, и «людское множество» нашего 10 «А» за последующие десять лет ни на одной из встреч выпускников ни проронило про неё ни одного доброго слова. В целом же в России чиновничий эгоизм (а директор школы – это, безусловно, прежде всего, чиновник!) – есть вершина эгоизма как этической категории, его, так сказать, классическая номинация в амбарной книге человеческих недостатков. На смертный грех он, эгоизм, разумеется, не тянет, но, в сущности, практически все восемь грехов мотивирует и предопределяет. Со смертными грехами я, честно сказать, сталкивался лишь от случая к случаю, но эгоизмом по жизни был «обласкиваем» всегда!

Если честно, то примерно из дюжины вынужденных соприкосновений с миром отечественного чиновничества я не помню ни одного, где бы «типические представители» этого мира играли по правилам. А любое нарушение чиновниками правил, что подтверждается вековым российским опытом и с максимальной художественностью закреплено царским вице-губернатором Михаилом Салтыковым-Щедриным, изначально обусловлено отнюдь не интересами какого-либо департамента, города, области или даже всего государства, но банальным человеческим эгоизмом. То есть корыстными интересами одного взрослого человека, соскользнувшего из так и не освоенного им пункта «МЫ» в данный каждому уже фактом самого рождения пункт «Я». Подобное с людьми, как отмечалось выше, иногда происходит. А с чиновниками, то есть функционерами, приспособленными к атмосфере «абсолютного эгоизма», – всегда! Поэтому Чехова должно считать русским классиком уже за одну лишь малюсенькую «Смерть чиновника». И в самом деле, жил-жил некто лет сорок или пятьдесят и вдруг умер от сердечного приступа. Стали его для порядку раздевать да осматривать, глянули – а умер то чиновник! То есть кто-то другой, скорее всего, и пережил бы этот страх за своё карьерное «Я», а у чиновника не выдержало сердце. Шутки в сторону, но знал я нескольких партийных чиновников, которые умирали либо сразу на заседании партбюро, либо в карете «Скорой» по дороге из обкома в кардиоцентр, либо у себя дома после вынесения серьёзного партийного взыскания. Один секретарь обкома, помнится, почил в муках после того, как потерял на пирушке с девочками, организованной в его честь райкомом комсомола, партийный билет. Случались подобные казусы с советскими и профсоюзными деятелями, а равно и с чиновниками по военной части. Кстати, последние, утратив по пьяному делу пурпурную книжицу, ещё и хватались в отчаянии за табельное оружие. Кто-то стрелял в дремавших до срока врагов Родины, другие, в порядке партийной самокритики – в себя любимых. Однако все они – так или иначе – шли к своим должностям и чинам вприпрыжку… поперёк чужих желаний и судеб, и всех их рано или поздно настигала накопившаяся в окрестном пространстве энтропия, а, проще говоря, ударная волна от разрушенных ими неповторимых человеческих жизней. К слову сказать, не избежали сей участи ни русские цари Александры и Николаи, ни коммунистические вожаки Ленин, Сталин, Хрущёв и даже Брежнев. Не избегли и многие «демократы», не избегнут и нынешние из тех, которые этой энтропией, то есть отрицательной энергией, перенасытили всё примыкающее к ним, нашим радетелям, Человечество. Такие всю жизнь слепо действуют по безыскусной, но безотказной до поры схеме – « Я – это другое дело»,составленной проницательным американцем Полом Фредериком.