Яков Шехтер - Хождение в Кадис

Разгадав Божественный замысел, отец Гаудиос рухнул на колени прямо на углу двух улиц и вознес молитву о спасении.

– Разве Ты погубишь невинных вместе с преступными? – со слезами на глазах вопрошал Небесного Отца отец Гаудиос. – Неужели десница Твоя крушит всех без разбора? Прошу, останови наказание, пусть ангел разит лишь нечестивых, а праведных обойдет стороной!

– Хорошо говоришь, сын мой! – услышал отец Гаудиос голос с Неба. – Будь по-твоему.

И вострубил ангел в трубу, и опустил меч на город, и начался мор, тяжкое поветрие, которое Кадис не знал до тех пор и, надеюсь, больше никогда не узнает. И вымерли все нечестивцы, воры, убийцы, богохульники и прелюбодеи, а в домах праведников были свет и веселье.

В честь той молитвы благодарные жители Кадиса украсили угол дома, возле которого стоял на коленях святой отец Гаудиос, черными мраморными плитами. Цвет камня напоминает о поветрии, черной болезни, а изображение ангела – о силе, которая скрыта в устах праведных. Поэтому, дети мои, – тут падре Бартоломео назидательно поднимал вверх указательный палец, – проходя мимо святого угла, задержитесь и вознесите благодарность Всевышнему. Много не нужно, достаточно произнести «Ангельское приветствие» или «Молитву Святому духу». Всегда хорошо также добавить Pater noster и «Радуйся, Дева Мария».

Следующая улица Аделантадо по дороге к дому капитана Сидония представлялась жителям Кадиса одним из прекраснейших мест на свете.

– Найдется ли где-нибудь подобное нашей Аделантадо? – гордо восклицали они. – Разве только в Мадриде или Риме можно отыскать семь столь великолепных домов, выстроенных в одну потрясающе ровную линию! Только представьте, сплошная гладь изукрашенных каменных фасадов от особняка префекта Колона до дворца Алонзо Эрнандеса! И после этого заезжие канальи, много о себе воображающие, имеют наглость считать, будто в провинции не знают, что такое красота!

А собор! Аделантадо выходит прямо на площадь, и тут изумленному взору человеческому открывается неземное совершенство. Гордые жители Кадиса имели все основания называть собор божественным! Магистр Лопес де Номенативус, настоятель собора, еще в прошлом веке окрестил его колокольню pulchra augustana, то есть августейшая красавица.

О, эти полукруглые окна на верхушке колокольни, шесть соразмернейших провалов между нежнейших колонн с капителями, украшенными тончайшей лепкой. Снизу, разумеется, невозможно разглядеть детали, но, если подняться наверх и высунуть голову через одно из окон, что за чудное зрелище предстанет перед восхищенным наблюдателем!

Перейдя через площадь, Сантьяго оказывался на уходящей к порту улочке, узкой и темной из-за высоких домов, тесно прижавшихся друг к другу. В одном из них, на последнем этаже, жил Педро с матерью и двумя старшими сестрами. Капитан Сидония постоянно отсутствовал: его судно, трехмачтовая каракка «Санта Катарина», без устали рыскало по Средиземному морю, перевозя товары гранда де Мена из того места, где они дешевле, туда, где они дороже.

Старшие сестры Педро, смуглые, розовощекие, с влажно блестящими черными глазами, несмотря на веселый нрав, были страшно суеверными и больше всего на свете боялись ведьм и колдунов. Сантьяго любил их шаловливые выходки и, пока речь не заходила про магию, чувствовал себя в их обществе легко и беззаботно. Впрочем, в большинстве случаев здоровая хохотливость пересиливала страхи, и даже жуткие истории сестры ухитрялись превращать в анекдот.

Пепита и Мария-Хуана любили позлословить о жителях Кадиса. Для всех важных персон от губернатора до епископа у них были заготовлены забавные прозвища. Пощады не давали никому, любое мало-мальски важное событие в жизни города попадало под огонь их замечаний.

Большую часть своей жизни они проводили возле окон, каждая против своего, наблюдая с последнего этажа за тем, что творится у соседей напротив. Дома стояли так близко, что недосмотренное можно было восполнить услышанным, поэтому сестры были осведомлены о мельчайших подробностях жизни соседей и, не скупясь на оценки и предположения, делились друг с дружкой подробностями. Сантьяго и Педро изрядно веселились, слушая их рассказы.

Когда девушкам надоедало судачить, они, укрывшись за ставнями, бросали камушки в прохожих и сдавленно хихикали, наслаждаясь их недоумением и злостью.

Под вечер, утомившись от болтовни и безделья, сестры зажигали свечу в начищенном до блеска серебряном подсвечнике и начинали рассказывать страшные истории. Если относиться серьезно к тому, что Пепита и Мария-Хуана плели в сгущающихся сумерках, когда темно-вишневые полосы заката угасали на фиолетовом небе Кадиса, можно было бы подумать, будто город переполнен колдунами и ведьмами.

– Ты помнишь, когда хоронили бедняжку Росарио, Кабаньюко подошел поправить тело в гробу, – начинала страшным шепотом Пепита.

– Ты хочешь сказать, будто этот колдун повинен и в ее смерти? – делая большие глаза, подхватывала Мария-Хуана.

– Не знаю, не знаю, – отвечала Пепита, осеняя себя крестным знамением, – возможно, он и на нее навел порчу, иначе бы с чего девушке скоропостижно умирать, не дождавшись свадьбы?

Сантьяго и Педро помирали от смеха, ведь падре Кристобаль Кабальюко был самым красноречивым проповедником Кадиса, каждое воскресенье метавшим с кафедры громы и молнии на головы нечестивых грешников. Величина ораторских достоинств падре была сравнима только с размерами его брюха, огромный крест на простой веревке – вот она, подлинная скромность! – возлежал на нем почти горизонтально, поэтому насмешницы Пепита и Мария-Хуана прилепили ему кличку Кабаньюко.

Что же касается Росарио… Почтенная старая дева покинула бренный мир в весьма преклонном возрасте, уже не в силах припомнить ни года своего рождения, ни названия города, в котором прожила всю жизнь.

– Так вот, – трагически продолжала Пепита, – делая вид, будто поправляет завалившуюся набок голову усопшей, Кабаньюко вытащил из-под нее тряпку и спрятал в рукав сутаны. И после этого кто-нибудь может утверждать, что он не колдун?!

– Но почему, Пепита, почему? – жарко вскрикивала Мария-Хуана.

– Просто, как святое причастие! Тряпки, которыми обмывают тело, всегда кладут на дно гроба и хоронят вместе с покойником. Кабаньюко принесет тряпку домой, выварит, процедит отвар, смочит им гостию и во время евхаристии поднесет тому, кого хочет извести. И человек, который вкусит этого хлеба, все равно что покойник.

– Святая Дева, какой кошмар! – всплескивала руками Мария-Хуана. Насмешливая улыбка плохо совмещалась с подлинным страхом в ее глазах, но разве отыщется на свете существо более противоречивое, чем молоденькая девушка?