Жюль Верн - Безымянное семейство (с иллюстрациями)

Именно между этими двумя нациями началась жесточайшая борьба за господство в Африке, и, прежде всего — в Египте, который британцы, особенно после постройки Суэцкого канала, справедливо считали ключом к своим владениям в Индии. Поначалу в долине Нила преобладало финансовое и политическое влияние Парижа, но в 1882 году англичане оккупировали страну, воспользовавшись кровавыми беспорядками, жертвами которых стали и десятки европейцев. У французов просто не оказалось сил отстаивать свои интересы вооруженным путем.

Едва на берегах Сены и Луары оправились от столь болезненного удара, как тлеющий костер франко-британского соперничества вспыхнул с новой силой. В январе 1887 года над Парижем нависла угроза очередной войны с восточными соседями — немцами. Позицию Соединенного Королевства в те дни недвусмысленно выразила близкая к правительственным кругам лондонская газета «Стандард»: «Англия не может стать на сторону Франции против Германии. Подобными действиями мы переменили бы основные цели нашей политики в других точках земного шара». За Ла-Маншем такое откровение, естественно, встретили с возмущением.

Бурный взрыв национализма способствовал устойчивым антианглийским тенденциям во французском обществе. Разделяли эти настроения и писатели.

Почти одновременно с «Безымянным семейством» в Париже выходит еще один толстый приключенческий том — «Беглец из джунглей», который написал бывший колониальный чиновник Луи Жаколио (этот роман издавался на русском языке под измененными названиями). Герой книги, французский аристократ, мечтает об изгнании англичан из Индии, живет и действует во имя этой цели. Автор «Беглеца» тоже резко осуждает действия британской колониальной администрации, вспоминая при этом с понятной читателю ностальгией былое колониальное могущество Франции.

Задача Жюля Верна была несколько иной. Если в романе Жаколио речь шла об угнетении индийцев, к которым жители Нормандии или Прованса относились достаточно безразлично, то в Канаде, где происходит действие «Безымянного семейства», англичане притесняют потомков французских поселенцев — в сущности, как не раз подчеркивает сам автор, оставшихся такими же представителями галльской нации, какие продолжают жить на далекой европейской родине: «Для франко-канадцев в этом краю... все сохранилось так, будто Канада по-прежнему называлась Новой Францией. Нравы здесь были те же, что и в семнадцатом веке». Впрочем, Жюль Берн не довольствуется столь простым утверждением. Он тут же ссылается на научные и литературные авторитеты, разделяющие его точку зрения. Писатель почти с гордостью замечает: «...французские старинные обычаи все еще встречаются в городах и селениях канадской провинции». Он словно напоказ выставляет сходство быта и нравов франко-канадцев и обитателей глухих уголков Бретани или Вандеи конца XVIII века. Описывая свадебный пир, автор не забывает напомнить читателю, что «дамы и господа имеют обыкновение поочередно петь, и в особенности старинные французские песни». Эти люди походят на его соотечественников и в деталях одежды, и в интонационном характере речи. Нет, такой край просто не имеет права оставаться под английским господством!..

И романист наглядно показывает невозможность сохранить в Канаде британский колониальный режим. Таково мнение всего франкоязычного населения, а не отдельных непокорных бунтарей. Если же королевская администрация не согласна с волей народа, ее придется сменить, даже употребив силу. Дух вооруженного выступления носился по канадским городам и селам.

В «Безымянном семействе» восстание описано только в пределах Нижней Канады. Тем легче придать движению националистский и сепаратистский характер. Между тем революционные искры сверкали и в Верхней Канаде, где во главе недовольных встал журналист У. Маккензи. Правда, никакой координации в действиях повстанцев двух провинций не было. Восстание оказалось плохо подготовленным, и британскому правительству сравнительно легко удалось его подавить.

Народные массы — это наглядно показано в романе — вождей не поддержали. Дело в том, что вся подготовка к выступлению шла не столько под националистическими лозунгами (как это можно понять из сюжета), сколько под лозунгами буржуазной революции: демократизация парламента, демократическое решение вопроса о земле, ликвидация господства так называемой Дворцовой клики и «семейного союза», объединявших наиболее реакционные элементы буржуазии, чиновничества, крупных помещиков, земельных спекулянтов и церковную верхушку.

В принципе подобные идеи были близки Жюлю Верну с юношеских лет: ведь он причислял себя к поколению сорок восьмого года — поколению людей, получивших политическое воспитание на баррикадах, людей, чья стойкость и мужество привели к падению монархии и провозглашению республики, людей, революционный порыв которых взорвал дремавший под игом тирании европейский континент.

Кое-кто из руководителей квебекского восстания принадлежит к городским буржуа, но основной, самый влиятельный вождь, Жан Безымянный, — из крестьян. С глубокой симпатией выписаны романистом арендаторы фермы Шипоган — семья Арше. Она выступает как бы символом глубокой связи, существующей между землей и народом.

Брат главного героя — священник. Его присутствие в рядах восставших призвано подчеркнуть важную, по мнению автора, мысль: крестьянство не отделяет традиционную свою веру от стремлений к политической и экономической свободе.

Жюль Верн не раз в своих произведениях обращался к мотивам борьбы за свободу. Его симпатии всегда принадлежали притесненным и угнетаемым, будь то сражающиеся за независимость греки («Архипелаг в огне»), шотландские патриоты или восставшие маори («Дети капитана Гранта»), индийские повстанцы — сипаи («Таинственный остров»), изгоняемые со своих земель буры («Южная звезда»), притесняемые балтийскими баронами славяне («Драма в Ливонии»), ирландские фении, члены тайного общества, боровшегося за освобождение страны от власти англичан («Братья Кип»), стремящиеся скинуть турецкое иго болгары («Дунайский лоцман») или венгерские революционные повстанцы («Матиас Сандорф»).

Подобные упоминания в критических работах привычны, и порой мы не очень-то задумываемся над их подлинным смыслом. А дело тут вот в чем. Ко времени создания «Безымянного семейства» писатель давно подрастерял юношеский революционный пыл. В сущности, амьенский мэтр стал литературным буржуа, хорошо зарабатывающим, ни в чем не нуждающимся, удобно обустроившим свой быт. Разделяя стремления народов к национальному освобождению, Жюль Верн уже не верил в успех революционных преобразований. Как правило, в его произведениях вооруженная борьба заканчивается поражениями! Больше того, на неудачу обречены и менее радикальные планы восстановления справедливости — например, проект основания на вольных землях шотландской колонии, с каким отправляется в путь капитан Грант.