Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1

— Зарезать? Это всегда успеется. Сперва узнаем, как сюда он забрел. Может, еще кто в округе болтается…

— Один ты? Или еще кто из дружков твоих поблизости есть? Да говори, не бойся. Хотели бы, давно уж тебя на тот свет отправили.

Мужик неожиданно разинул рот, сунул туда палец, замычал.

— Блаженный что ли? Или… — переглянулся с Молчуном, — никак немой?

Мужик кивнул головой, и Кистеню стало смешно.

— И вправду — немой. Господи, что творится, еще один безъязыкий! Да что я с ними делать-то буду?! Тут у самого язык отсохнет от такой напасти или говорить разучишься.

Мужик продолжал мычать, беспрестанно тыкая себе в рот грязным пальцем и тряся себя за одежду.

— Сам вижу, что оголодал да и пообносился. И что с тобой теперь делать? Шел бы ты в лес. Мы сами перебиваемся с хлеба на воду, и лишние рты нам ни к чему. — Кистень развернул мужика в сторону леса, подтолкнул рукой. — Ступай, откуда пришел. Бог тебе поможет.

Неожиданно мужик упал перед Кистенем на колени, схватил атамана за руку, прижал к своему заросшему лицу. По всему выходило, что за время своих скитаний он так исстрадался, что был рад любому человеку и уходить не хотел. Об этом и просил Кистеня, поливая его руку слезами, чтоб тот не прогонял его обратно в лес.

— Что я тебе, поп что ли? — Кистень выдернул руку, обтер об одежду. — Чего с ним делать-то, Молчун?

Сотоварищ покачал головой, пожал плечами.

— Ладно, — принял решение Кистень. — У нас там вроде еще краюха хлеба осталась, скормим ему. А потом? Отколь я знаю, что будет потом? Может, при себе оставим-взамен Ухвата… Не знаю, и так голова идет кругом. Да и вам… будет о чем поговорить. Собрат твой как-никак! — И пошел, давя мелкий валежник, к лазу.

Рогнеда все это время просидела под землей в кромешной темноте. Было удивительно тихо и ни одного звука извне не доносилось. Только один раз кто-то начал скрести под землей, и этот звук пуще всего напугал Рогнеду. Она выбралась из своего утла., подальше от земляных стен, и замерла, вся обратившись в слух. Один или два раза приходила мысль выбраться наружу и бежать, куда глаза глядят. Но побоялась. А вдруг разбойники где-то рядом? Как сказал этот чернобородый?.. Прирежет, и пикнуть не успеешь? Судя по его внешности да рукам, что как две оглобли — так и сделает. Лучше сидеть здесь и молиться, чтоб оберегла царица небесная.

Ждать пришлось долго. Наконец, сверху упал сноп света. Затем зашуршало, и ватажники стали спускаться по одному. Рогнеда зажмурилась, а, когда открыла глаза, то увидела, что разбойников стало на одного больше. Третьим спустился мужик — заросший и худой, словно жердь. Оказавшись внизу, мужик постоял, привыкая к полумраку.

— Садись, где стоишь, — прогудел Кистень, спускавшийся следом. — Неча проход загораживать.

Что-то неуловимо знакомое почудилось Рогнеде в облике этого мужика. И даже не в заросшем лице, а в глазах. Настороженных, злых… похотливых.

«Михалко!!! — нежданно обдало холодом. — Боже, неужто опять этот насильник немой встал на моем пути? Боже, за что?..»

В это же самое время, в городе Борисове, творились иные события. И в центре их была Дашка, первая помощница теперь уже мертвого посадника. После смерти Фирса Матвеича в город нагнали множество воинов, и она затерялась среди них, решив никому не открывать тайну, которую ей поведал посадник перед смертью. Да и зачем? Надо попробовать одной со всем управиться и выполнить последнюю волю усопшего благодетеля. Ведь он, а не кто другой подставил плечо, когда Дашка вернулась из леса, от Учителя. Когда металась из стороны в сторону, не зная, к кому прислониться. Вот тут и появился Фирс Матвеич, и жизнь внезапно обрела смысл, доселе невиданный. Он ее спас тогда, а Дашка, несмотря на черствость души, умела быть благодарной.

Правда, появилась вначале мыслишка бросить все, уехать да и раствориться на просторах Руси Великой. Мало что ли городов, подобных Борисову? Здесь ее отныне ничего не держит. Но потом передумала и осталась. Виной этому послужила всегдашняя удаль, безрассудство и… любопытство. А ну как — удастся? Тогда уж точно можно со спокойной душой покинуть Борисов. Еще внутри сидела злоба, не дающая покоя. Злоба на лихих людей, что опередили ее всего на шаг, тем самым сроднили Дашку с дитем малым, которым можно вертеть, как захочешь.

На второй день, к вечеру, устав бродить по городу, Дашка набрела на небольшую харчевню. Сев за самый дальний столик, подальше от толкотни и суеты, заказала брусничного морса и глубоко задумалась. По крупице стала просеивать сквозь сознание все то, что рассказывал ей посадник. Может, где-то в его двусмысленных словах правда крылась? Но, сколько ни гадала, сколько ни вспоминала то малое, что могло помочь, так ничего путного и не придумала. Оставалось одно — бросить под плети стражников, что девку эту сторожили. Может, чего вспомнят? Хотя, зря это все… Не раз уже их пытали да железом каленым жгли. А они молчат о деле, верещат только.

Отчаявшись, Дашка тряхнула головой, обвела взглядом полупустую харчевню. В думах не заметила, как на скамейку рядом с ней уселись два мужика холопьего вида. Один достал из-за пазухи бутыль с какой-то мутноватой жидкостью, другой чарки. Налили, выпили, занюхали, как водится, рукавом и начали вполголоса переговариваться. На Дашку внимания не обращали, и она тоже потеряла к ним всякий интерес, но, уловив краем уха обрывок разговора, придвинулась ближе.

— Слышь, Николка, что у Остапа-то творилось, у харчевника.

— Ну?

— Говорят, он татей укрывает. Два раза уж у него все вверх дном переворачивали. Но, однако, не нашли ничего.

— Может, сплетни?

— Может, и сплетни. А, может, и нет… Говорят, сам Стенька Макашин к нему заглядывал. Этот зря по чужим дворам шастать не будет.

— Да. Это известный злыдень! — поддакнул второй.

Помолчали. Опять выпили. Дашка заинтересовалась еще больше, почувствовав себя охотничьим псом, идущим по следу.

— Ну, так и поймали, татей-то этих?

— Леший их знает… Вроде бы нет.

— А Остап — что?

— А что — Остап? Он ко всему привычен — не первый год делишками темными промышляет. Ему не привыкать.

Дашка поняла, что искомый след замаячил, забрезжил вдали.

— Эй, мужички, — подала Дашка голос из своего угла. — Выпить хотите?

— А кто ж не хочет на дармовщинку-то? — осторожно ответил один, повернувшись к Дашке. — Тем более с хорошим человеком почему же и не выпить? Это мы завсегда сделать готовы!

— Тогда принесите чего-нибудь, — Дашка катнула по столу медную деньгу.

Один из мужиков живо схватил ее, сунул за щеку, через мгновение кивнул своему товарищу. Вскоре на столе красовался еще один штоф ола. А после выпитой чарки мужички стали еще разговорчивее. Видно, не часто их баловали дармовой выпивкой, оттого сразу почувствовали к новом знакомцу большое расположение. Дальше потекла беседа. Дашка не пила, а все больше подливала мужичкам. Они и разнежились, один даже, пуская слюни, обниматься полез, собираясь облобызать щедрого незнакомца.