Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

— А как же, — гордо отозвался воевода. «Я ведь собираюсь осаждать этот монастырь, Троицкий, государыня, там крепкие стены. Чтобы их разбить, нужна хорошая артиллерия. Но пойдемте, государь ожидает вас, вместе со священником, — Сапега поклонился и пропустил Марину вперед, в узкий, загаженный нечистотами и объедками, проход.

Марина зашла в шатер, и. окинув взглядом человека в богатом парчовом кафтане, с алмазными перстнями на пальцах, холодно подумала: «Ростом ниже и бородавок больше. А так похож, да».

Димитрий Иоаннович склонился над ее рукой и громко сказал: «Вот, бояре, Господь и услышал наши молитвы, — государыня с нами, в безопасности! Хорошо ли вы доехали до нашего лагеря, дорогая жена?»

Марина присела, и, улыбаясь, глядя в его темные глаза, ответила: «Спасибо пану Зборовскому, государь, я ни в чем не испытывала нужды».

— Ну, давайте, — Димитрий потер руки, — повторим наши обеты, все-таки мы долго были в разлуке, и за стол, за стол!

Марина почувствовала прикосновение его холодных, влажных пальцев, и, вздрогнув, заставив себя не отстраняться, кивнула: «С удовольствием, государь».

Петя Воронцов-Вельяминов посмотрел с холма на освещенный кострами лагерь, и, прислушавшись, усмехнулся: «Гуляют они там, праздника вроде нет, а все одно — гуляют. Ну, тем лучше, раз у них все пьяные. Я скоро».

— Петр Федорович, — кто-то из воинов тронул его за рукав. «Ну, может не надо все же, у вас один кинжал, и более нет ничего».

— Тако же это, — Петя поднял увесистый кулак. «Ничего, справлюсь. Вы меня на том месте в лесу ждите, огня не зажигайте, еще увидит кто из этих, — он кивнул вниз, на шатры Сапеги, и сочно выматерился.

Юноша, улыбнувшись, перекрестился, и стал неслышно спускаться по отлогому склону холма туда, где равнина переливалась сотнями мерцающих огней.

Он прошел мимо коновязи, и хмыкнул про себя: «Хоша тут все укради сегодня, все вывези — не заметят. Успение вроде прошло, Преображение тако же — чего они напились, непонятно, разве что именины у пана Сапеги. А вокруг никого, — Петя оглянулся, — все в шатрах. Ждать тут, пока выйдет кто-то? Так опасно. Нет, надо туда, к ним».

Петя улыбнулся, и, отряхнув кафтан, пригладив рыжие волосы, пошел к центру лагеря.

В шатре было душно и пахло кислым вином. Димитрий Иоаннович зевнул и, опустившись на бархатные, засаленные подушки, грубо сказал: «Ну, что встала!».

Марина тряхнула головой, распущенные волосы упали на плечи, и она, опустившись на колени, поморщилась от крепкой, застарелой вони, что ударила ей в нос. Мужчина пригнул ее голову пониже, и, рыгнув, — лег на спину. Когда Марина подняла голову, он уже спал — громко, пьяно храпя.

Она вздохнула, и, выпив глоток вина, откинув холщовое полотнище, прошла на свою половину шатра, — застеленную старым, в дырках, персидским ковром. Она открыла сундук, и, вдохнув запах мускуса, поворошив платья, замерла — совсем рядом с шатром проскользнула чья-то тень.

Марина задула свечу, и, высунув голову наружу, робко позвала, куда-то в кромешную, полуночную тьму: «Пан, вы мне не поможете?»

— Конечно, пани, — раздался удивленный, совсем молодой голос, и Марина строго велела:

«Только закройте глаза!»

Она нашла его руку, — большую, теплую, и шепнула: «И тихо, пан! Никому ничего не говорите!».

Уже в шатре, потянувшись к его губам, слыша, как бешено, бьется его сердце, Марина вдруг подумала: «Совсем молодой, Господи. А вдруг его убьют при осаде этой?». У него были мягкие, ласковые губы, и пахло от него — свежестью, утренним, в прохладной росе лесом.

Петя послушно держал глаза закрытыми. «Господи, что я делаю, — вдруг подумал юноша, — она ведь жена чья-то венчанная, наверняка. Но ведь это, же в первый раз, Господи, я и не знал, что бывает такое. Как сладко, — он осторожно, нежно, обнял женщину. Она была маленькая, с мягкими, густыми, теплыми волосами, и у нее была острая, высокая грудь.

— А что я батюшке скажу, — вдруг, почти испуганно подумал он, но потом она прижалась к нему, — вся, всем быстрым, тонким телом, и, опускаясь с ней на ковер, он еще успел подумать: «Ну, скажу, что-нибудь, все равно, скажу, что заблудились. А поляка все равно возьму, ночью и легче будет, когда все заснут».

Но тут он почувствовал ее неслышный шепот: «Да, пан, вот так, пожалуйста, еще». Целуя ее везде, куда только доставали его губы, не видя ее лица, он опустил голову на нежное плечо, и, не услышав, а ощутив всем телом ее сдавленный крик — забыл обо всем.

Потом быстро поцеловав его, зевнув, рассмеявшись, она приказала: «Идите, пан, доброй вам ночи, и никому ничего не говорите».

— Жалко, что не узнаю его, как увижу, — подумала Марина, свернувшись в клубочек под легким, теплым меховым одеялом, уже засыпая. «Совсем мальчик ведь, а ласковый какой».

Петя вышел из шатра, и, тяжело дыша, остановился, глядя в наполненное звездами небо.

«Вот так, да, — потрясенно подумал он. «А я ведь даже не знаю, кто она была, и не узнаю теперь никогда. Господи, как хорошо-то, лучше и не бывает».

Он повернул к выходу из лагеря и услышал сзади пьяный голос: «Тоже облегчиться вышли, пан?»

— Тоже, — согласился Петя, и, подождав, пока поляк поравняется с ним, незаметно уперев мужчине, кинжал под ребра, велел: «Пойдемте со мной, пан».

Тот, даже не заметив клинка, икнув, согласился: «Пойдемте». Петя подхватил его под руку, — у него заплетались ноги, и, тихо выругавшись, потащил в сторону темнеющего на холме леса.

Большие, красного дерева, нюрнбергские часы на стене размеренно тикали. За окном, на широкой, вздувающейся под ветром Темзе, уже зажигали фонари на баржах. Дети сидели кружком на персидском ковре.

— Daisy, daisy, who shal it be?

Who shal it be who wil marry me? — красивая, темноволосая девочка с немного раскосыми глазами вытянула пухлый пальчик и начала указывать:

— Rich man, poor man, beggarman, thief, — Doctor, lawyer, merchant, chief, — Tinker, tailor, soldier, sailor, — пальчик уперся в шерстяной, темный камзол и большой, крепкий, русоволосый мальчик, недовольно сказал: «Во-первых, я не хочу быть моряком, я хочу строить корабли, как папа, во-вторых, я на тебе не женюсь, ты задаешься…

Анита, тут же показала язык, и младший брат, сидевший рядом, добродушно сказал ей: «Вот, вот, так и задаешься».

— А в-третьих, — продолжил Грегори, глядя по голове белокурую девочку лет двух, что сопела, лежа на ковре, — Тео уже спит, надо звать тетю Юджинию, пусть она ее укладывает.

— А ты кого хочешь — брата или сестру? — спросил его Пьетро. «У твоей мамы же дитя будет, скоро?».

Грегори подумал и твердо ответил: «Брата. Он мне будет гвозди приносить, когда я буду строить».

Анита закатила глаза, и поднялась. Нажав на бронзовую ручку двери, оправив бархатное, цвета спелого граната, отделанное кружевами, платье, она сладко сказала, уже с порога: