М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6

— Стюард, — позвал Саммерс, — принесите коньяк.

Он залпом опрокинул принесенный бокал, вернул его изумленному стюарду и повернулся к Фоксу.

— Ну-с, прекрасно, — Фокс упер зонт в носок туфли, изящным жестом поправив шляпу. — Поговорим о ваших слабых сторонах. Достанет у вас смелости сказать мне о них прямо?

— Моих слабых сторонах?

— Но вы же не станете утверждать, что их у вас нет? Я не имел сейчас в виду ваше умение свистеть. И ваше невежество — тысячи людей являются худшими неучами, не зная десятой доли того, что знаете вы, однако, ловко это скрывают. Я хочу знать более важные вещи.

— …?

— Вам решать, что это за качества.

— Ох, — сказал коммерсант.

Он только что понял, что задачка оказалась куда сложнее, чем казалось сначала.

— Можете взять еще коньяк, если чувствуете себя от него свободнее, — добавил Фокс. — Меня лично он делает ленивым.

— Меня тоже, — задумчиво произнес коммерсант. — Или, вернее, как бы сказать, томным.

Он вспомнил, каких вещей в подпитии наговорила доктор Бэнкс. Кто бы мог подумать. А ведь подумать следовало: настоящее лицо «Ирен Адлер» не могло быть таким, каким она предпочитала его показывать. И в то же время…

«В то же время, — размышлял Саммерс, — ничего в ней не могло быть более настоящим».

— Вы спрашиваете о моих слабых сторонах? — медленно начал он. — Ладно. Я…

«Взбалмошны, — подсказал голос доктора. — Безрассудны. Эгоистичны».

— Взбалмошен, — стараясь не улыбаться, произнес он вслух, — безрассуден, эгоистичен. И еще я, — тут он все-таки не сдержался, фыркнул, — в восторге от своей особы.

— Очень мило, — любезно кивнул Фокс. — Однако, не совсем то, что мне нужно. Все мы эгоисты, особенно ваш покорный слуга, ничего взбалмошного вы не сделаете — пока находитесь в моем обществе, безрассудство имеет свои выгодные стороны, — так же, как и самовлюбленность. Нет, Джейк. Я говорю о другом. О тех подводных камнях, которые могут неожиданно нарушить наши планы.

— А именно?

— Скажем, я не люблю рептилий, — без особенного желания сказал Фокс.

— А! Понял. Ну, а я не люблю высоты.

— Не любите или боитесь?

— А вы? Не любите или боитесь рептилий?

— Отвечайте же!

— В обмен на рептилий.

— Джейк, покамест спрашиваю я.

— Как говорила одна моя знакомая: «Не предпочитаю». Так что вы говорили, рептилии?

— Знакомая? — с интересом спросил Фокс.

— Не суйте нос не в свое дело. Да, знакомая.

— Ну-с, мне теперь ясно, что вы скрытны, — не во всем, а в том, что касается ваших личных дел, и от того грубы. Значит, вот ваше уязвимое место. Что вы хвастливы, я понял в первый день нашего знакомства. Однако, вы намеренно попытались избежать прямого ответа.

— Я?!

— Я повторю свой вопрос: Насколько сильно вы боитесь высоты?

— Вы же и так это понимаете, — коммерсанту очень хотелось закурить, но разрешенные Фокс пять сигарет, которые он мог выкурить за день, уже кончились. Рептилии были забыты. — Зачем, Фокс? Зачем вы допытываетесь?

— Вы не можете произнести этого вслух, — резюмировал напарник. — Гм, это действительно опасный вопрос. В противном случае у вас хватило бы пороха облечь мысль в слова.

Коммерсант собрал волю в кулак.

— Я боюсь высоты до потери соображения.

Фокс тихонько рассмеялся.

— В этом у нас с вами имеется сходство. Мне тоже нелегко признаваться в своих страхах, как вы только что заметили. Надеюсь, что маневры, связанные с покорением вершин нам не понадобятся. Однако, я это учту — на всякий случай. Это все?

«Да», — хотел сказать Саммерс.

«Нет», — возразил голос доктора Бэнкс.

«Что? — возмутился коммерсант. — Ладно. Если думаете, что я струшу — ошибаетесь!»

И он сказал:

— Вы знаете, Алекс, я, как бы сказать, нервно отношусь к медицинским процедурам.

— Это может быть важно, — задумчиво проговорил Фокс. — Как это выглядит?

— Э-э-э… — замялся коммерсант.

— Исповедуйтесь, друг мой.

— О боже. Ну, просто боюсь.

— Саммерс, прекратите. Речь о деле.

— Вероятность того, что нам это понадобится, еще меньше, чем маневры на высоте, — заметил коммерсант.

Фокс продемонстрировал скрещенные пальцы. Саммерс рассмеялся.

— Суеверны, — произнес он с улыбкой.

— Mon cher ami, — тоже со сдержанно улыбаясь произнес Фокс, — расскажите. С вами ничего не случится от того, что мне представится возможность немного посмеяться. Кроме того, я предполагаю, что это ваше качество можно обратить нам на пользу.

— На пользу? Интересно, как?

— Кто его знает, — Фокс пожал плечами. — Мы ведь никогда не можем знать, что ожидает нас завтра. Не имеем возможности представить, что может нам пригодиться. Следует учитывать все возможное. Импровизация — вот мой метод.

Саммерс медленно произнес:

— Да, импровизация. Сделать что угодно из чего угодно в любой момент, обратить любые обстоятельства себе на пользу — это и мой метод.

— Так рассказывайте, господин Шахерезада.

— Ох.

— Ваша тетушка вся внимание.

— Ну, может тетушке хватит того, что я обычно хлопаю, как идиот, глазами и уговариваю себя, что я же знаю, что это совсем не страшно, а она с христианским терпением стоит у меня над душой, пока…

— Она? — с интересом переспросил Фокс.

— Тетя!

— Однако, как выбивает вас из душевного равновесия даже безобидное упоминание об этой особе.

— Нет. Она ни при чем. Просто это такой вопрос — вы же сами все понимаете.

— О, если речь идет о прелестной женщине, то вполне. Это и в самом деле не особенно удобно. Она прелестна?

— Э-э-э…

— Я спрашиваю, вы только вы при этой даме выглядите таким дураком или дело обстоит как-нибудь по-иному?

— По-иному, — с облегчением выговорил коммерсант.

— Charmant. Дальше.

Коммерсант помялся и начал. Он рассказал и про случай на «Матильде», когда кок, Маллоу и матрос Коуэн втроем не могли поймать его, хотя и дела-то было — просто ссадина на животе; и про меткий выстрел графини Оленин д’Алхейм, от души политой тогда йодом; и про те шесть недель, которые провел когда-то в амбулатории доктора Бэнкс; и про вакцинацию, и про разные другие случаи, которые произошли с тех пор. И…

— Но почему? — рассмеялся Фокс. — Неужели вы так боитесь боли?

Я никогда не считал себя неженкой. Я вообще довольно вынослив. Но дома… дома считали, что я, как бы сказать, с придурью. Визит врача становился чем-то средним между комическим представлением и извержением вулкана. Я помню, как после одного из таких представлений — мне было, вероятно, лет шесть, или, может, восемь, — стал приходить другой доктор. Тот, прошлый, заявил, что «мальчик — сумасшедший», что ноги его не будет в этом доме, залил йодом укушенный палец, приложил к подбородку смоченный холодной водой платок, а потом вырвал из рук горничной дверь, чтобы как следует ею хлопнуть.