Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

Ханеле, что сидела на резной, деревянной скамейке, подняла голову от книги: "Все в порядке, тетя Дина. Дядя Аарон не рассердится, что я его Талмуд взяла? Рахели играет, — она посмотрела на девочку. Та, блеснув голубыми, материнскими глазами, согласилась: "Играю!"

— Не рассердится, — успокоила ее Дина. Она, как всегда подумала: "Ханеле красавицей вырастет. Девять лет, высокая девочка, и волосы эти — как вороново крыло, густые, уже ниже пояса".

— Сейчас булочки испеку, — улыбнулась Дина, — надо муку всю использовать. Я на следующей неделе уже и убираться начну, перед Песахом.

— Папа приедет! — звонко сказала Рахели. "Из Цфата, к празднику. Да, мама?".

— Да, моя хорошая, — Дина присела рядом и, поцеловала дочь: "Скорей бы. На Хануку туда отправился, с наставником своим заниматься, Пурим мы без него отпраздновали…, - она подавила вздох: "Ничего. Зато, когда Аарон вернется, он уже настоящим писцом станет, будет свитки Торы писать. Надо просто потерпеть, и все".

— Мы тоже будем убираться, — мрачно сказала Ханеле, не отрываясь от большого листа. Она вспомнила ведра с горячей водой, свои покрасневшие, грязные руки и поджатые губы мачехи: "Если бы ты меньше витала в облаках, Хана, ты бы чище мыла пол. При сватовстве семья жениха должна увидеть, что ты хорошая хозяйка".

— Моше почему-то ничего не делает, — ядовито сказала девочка и тут же пожалела об этом. Мачеха вздернула красивую бровь и отчеканила: "Моше учится, вместе с отцом. Хозяйство — не мужское занятие. Ты обязана будешь после свадьбы вести дом, и зарабатывать деньги, чтобы твой муж мог учиться. А ты до сих пор шьешь так, — Лея вздохнула, — что все переделывать приходится. Принеси воды, — велела мачеха. Пройдя к Ханеле, женщина бесцеремонно вынула у нее из рук книгу.

— Псалмы, — невинно проговорила Ханеле, подняв дымно-серые, большие глаза. "Я за больных читаю, мама Лея".

— Хорошо, — Лея вышла. Ханеле, оглянувшись, соскочив на пол, прошлась по половицам, наступив на одну из них, как следует покачавшись.

— Ничего не заметно, — удовлетворенно сказала она. Там был тайник — девочка сама его сделала. Ханеле положила туда ключ от кабинета отца — еще давно, убираясь в подвале, она нашла старую шкатулку. В ней, среди всякого хлама, лежала связка потускневших ключей.

Отец делал вид, что ничего не знает — просто, уходя, не запирал книжные шкафы. Ханеле садилась с ногами на стул — на нем сидел еще дедушка Исаак, и с головой уходила в книги. Каждый день, когда она приносила обед отцу в ешиву, он закрывал дверь и занимался с ней — час, не больше, но для Ханеле это было лучшее время дня. Они сидели друг напротив друга, как будто она и вправду — была учеником. Отец, слушая ее чтение, отвечая на ее вопросы, — иногда вздыхал. Его серые глаза ласково смотрели на дочь и Ханеле один раз спросила: "Что, папа?"

— Ты похожа на свою мать, — просто ответил он. Ханеле положила руку на золотой медальон, — она наотрез отказывалась его снимать. Один раз, вечером, она услышала из-за стенки гневный голос мачехи: "Ты просто не хочешь настоять на своем, Авраам! Если бы ты велел ей убрать этот медальон в шкатулку, она сразу бы это сделала. Меня она просто ни в грош не ставит, как ты сам знаешь".

Отец сказал что-то мягкое, успокаивающее, — Ханеле не расслышала, что. После этого, утром, когда она варила отцу кофе, он спустился вниз, и, поцеловал ее в затылок: "Носи на здоровье, милая". Мачеха весь тот день особенно к ней придиралась.

Уже сидя в крохотной, чистенькой кухоньке Горовицей, вдыхая запах свежей выпечки, Ханеле подумала: "Еще бы братика, или сестричку. Моше хороший, мы с ним дружим, но ведь он теперь в ешиве целый день. Только на Шабат и можно поиграть. Мама Лея к гробнице праматери Рахили ездила, молилась там, чтобы дети у них с папой родились. Мне тоже надо к Стене сходить, попросить за них".

Она разломила булочку и услышала шаги Дины.

— Спит уже Рахели, — улыбнулась та, присаживаясь за стол. "Очень вкусно, — похвалила Ханеле и робко попросила: "Можно, тетя Дина, одну булочку для Моше взять, он за мной придет сейчас?"

— Конечно, — Дина улыбнулась и поднялась: "Вот и он, в дверь стучат".

Моше стоял на пороге — он тоже был высокий, крепкий, с рыжими, сколотыми под черной, бархатной кипой, пейсами. "Тетя Дина, — умоляюще попросил он, — можно мне собачку погладить? Я быстро. Ханеле, — он рассмеялся, — там папа стоит, ждет".

— Беги, — Дина распахнула дверь в сад. Моше, оглянувшись, прошмыгнул через кухню. Сестра услышала его довольный голос: "Что, соскучился? Это я пришел. А кто у нас хвостом так виляет?"

Дина уложила булочки в холщовую салфетку. Дети, помахав ей на прощанье, пошли к мужчине, что стоял на углу улицы.

— Не смотри, — велел себе Степан. "Это грех, нельзя, она чужая жена. Не смей".

Он ничего не мог с собой сделать, — уже взяв Моше и Ханеле за руки, он обернулся. Степан увидел ее большие, голубые глаза и белую, цвета сливок кожу под ухом, в котором покачивалась бирюзовая сережка. Он еще успел заметить золотой блеск у нее на виске — из-под платка было видно совсем немного волос. Потом госпожа Горовиц закрыла дверь, и он повел детей домой.

Дина поднялась наверх. Заглянув в детскую, — дочь спокойно спала, — она присела за круглый стол в гостиной, покрытый белоснежной, льняной скатертью.

Она потянула к себе шкатулку красного дерева. Улыбнувшись, Дина достала перевязанные шелковой лентой письма.

— Милая моя сестричка Дина! — начала читать женщина. "Вместе с этим письмом рав Азулай везет тебе письма от ваших кузенов в Америке, и от Марты, я тебе о ней рассказывала. Ее письмо я перевела, так что читай. У нас все хорошо, практика Иосифа процветает, наш Давид растет, и радует папу и маму. Он хочет стать врачом, как отец. Я преподаю девочкам, на дому. Приезжайте к нам, пожалуйста. Мы будем очень рады увидеть маленькую Рахиль. Посылаем вам свое благословение, и, конечно, рав Азулай доставит пожертвования от нашей общины. Целую тебя, и запомни — когда вы приедете, я вас обязательно покатаю на своем боте. Марта вышла замуж за моего отца, чему мы все очень рады. У нее тоже есть доченька, моя младшая сестра, назвали ее Элизабет. С любовью, Джо.

Дина взяла другой листок, и приложила его к щеке. "Очень хорошая бумага, — полюбовалась она. "А как пишет — ни единой ошибки в святом языке, и почерк какой!"

— Дорогая кузина Дина! — начиналось письмо. "Мы очень рады, что, наконец-то, получили весточку от вас и Аарона. Меня зовут Эстер Горовиц, я сестра Иосифа Мендеса де Кардозо, вы его знаете. Мой муж, Меир Горовиц, — троюродный брат вашего мужа. Мы были бы счастливы, если бы приехали к нам погостить. У нас два мальчика — Хаим и Натан, и у моей золовки Мирьям — две приемные дочки и сын, Элияху, так что вашей дочке будет с кем поиграть. Вскоре мы переезжаем в Нью-Йорк, покупаем там дом. У нас еще есть дома в Филадельфии и Бостоне, — места для всех хватит. На лето мы сможем съездить к Мирьям и ее мужу, они живут в очень красивом месте, на берегу озера Эри, детям там понравится. Милая кузина, мы собрали кое-какие деньги для вашей общины, в Амстердаме их заберет ваш посланник. Ждем вас с нетерпением, семья Горовиц.