Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том I

В сотнях трудов восстановлены все крупные и мелкие события того утра. Прослежены все действия и реплики основных персонажей. Проанализированы все допустимые психологические, социальные и прочие мотивы драмы. Просчитаны все возможные «если бы». Вроде бы все, как на ладони. И все же…

Перед вашим покорным слугой — проблема. Как рассказать о самом мятеже на «Баунти», не впадая в повторы и банальности? Как поведать о неполных четырех часах сумбура и неразберихи подробно и внятно?

Прежде всего, давайте обратимся к документам. К официально записанным воспоминаниям, зафиксированным в наших основных источниках — в дневнике Блая и в «журнале» Моррисона. Итак, для начала — слово непосредственным участникам и свидетелям событий.

Мятежники поднимают капитана Блая с постели. Рисунок XIX века.

Уильям Блай, капитан «Баунти» (отрывок из судового журнала; стилистика автора по возможности сохранена):

«…Перед самым рассветом м-р Кристиан, капрал и несколько офицеров (sic!) вошли в мою каюту, пока я крепко спал, и, схватив меня, связали руки веревкой и угрожали мне немедленной смертью, если я подниму шум. Я, однако, достаточно громко поднял тревогу, но оказалось, что офицеры точно так же удерживаются стражниками в дверях. Сейчас в моей каюте находились трое и снаружи четверо [46], у м-ра Кристиана была сабля, другие были вооружены мушкетами со штыками. Дальше меня препроводили на палубу в одной рубахе, насильно туго перекрутив мои запястья за спиной, и я понял, что никто меня не выручит. Я спросил о причине столь жестокого обращения, но мне пригрозили смертью, если я скажу хоть слово.

М-р Хэйуорд и Халлетт состояли в вахте м-ра Кристиана, но понятия не имели, что что-то может произойти, до тех пор, пока все не вооружились. Все оружие было под контролем, так что никто не смог бы взять его из-за стражников. М-р Эльфинстоун, помощник (штурмана — Авт.), удерживался в своем гамаке, м-р Нельсон и Пековер — в своих каютах. Носовой люк охранялся стражниками, через него боцмана и плотника допустили на палубу, где они увидели меня, стоящего позади бизань-мачты, с руками, связанными за спиной, под стражей во главе с Кристианом. Боцману затем было приказано спустить на воду малый катер с угрозой, если он не сделает это незамедлительно, то пусть лучше позаботится о себе. Но на поверку выяснилось, что эта шлюпка сильно протекает, и ему было велено спустить на воду баркас, что и было сделано.

Дальше гардемаринам м-ру Хэйуорду и м-ру Халлетту, а также писарю м-ру Сэмюэлу было приказано идти в лодку. Тогда я проявил власть и потребовал объяснить причину такого приказа, пытаясь призвать кого-нибудь к чувству долга, но никакого эффекта не последовало. „Придержите язык, сэр, иначе вы покойник сию же секунду“, — часто повторяли мне.

К тому времени штурман запросил разрешения подняться на палубу, получил его, но вскоре ему снова было приказано отправиться назад, в свою каюту, куда он и вернулся. Я продолжал попытки изменить течение событий, когда Кристиан сменил саблю, которую держал в руке, на штык, который ему принесли. Держа меня крепкой хваткой за веревку, связывавшую мои руки, он продолжал угрожать мне немедленной смертью, если я не замолчу. Негодяи окружили меня с заряженными стволами и пристегнутыми к ним штыками, и некоторым людям было приказано идти в лодку, и они стали торопиться, и я, конечно, сделал вывод, что именно с этими людьми меня оставят на волю волн. Тогда я сделал еще одно усилие привнести изменения, выразившись в такой манере, что меня поприветствовали словами „вышиби его мозги“.

Боцман и моряки, которые должны были идти в лодку, принялись за работу и стали собирать брезент, бечевку, лини, паруса и такелаж, а также бочки с водой на восемь и двадцать галлонов с четырьмя пустыми стаканами, и плотник получил свой сундук с инструментами. М-р Сэмюэл достал около 150 фунтов хлеба с небольшим количеством рома и вина, и получил разрешение взять в лодку квадрант и компас, тем не менее, ему под страхом смерти запретили прикасаться к картам, к дневнику астрономических наблюдений, секстанту или хронометру, а также к любым моим рисункам или схемам.

Мятежники теперь всех подгоняли в лодку, и когда большинство из них собрались (на верхней палубе — Авт.), Кристиан распорядился подать ром каждому из его команды. К тому времени я весьма устал и, к несчастью, понял, что ничего не могу сделать, чтобы вернуть корабль — каждая попытка встречалась угрозами смерти…

<���…>

…Офицеров вызвали и принудили идти в лодку, пока я находился под стражей позади бизань-мачты. Кристиан одной рукой держал меня за веревку, которая связывала мои руки, а во второй у него был штык. У людей вокруг меня оружие было заряжено, что настолько приводило меня в ярость против этих неблагодарных мерзавцев, что я подначивал их стрелять, и они разрядили стволы.

Одним из моих стражников был Айзек Мартин. Мне показалось, я призвал к его чувству долга, и поскольку он угостил меня помпельмусом (мои губы сильно пересохли в попытках что-то изменить в моем положении), мы глазами объяснили друг другу наши взаимные желания. Это, однако, заметили, и Мартина незамедлительно от меня увели; он намеревался покинуть корабль, но ему пригрозили немедленной смертью, если он не вернется (на судно — Авт.) из лодки.

Оружейник Джозеф Коулман и двое плотников, Макинтош и Норман, были удержаны (на борту судна — Авт.) против своей воли, и они умоляли меня (с потоком слез) помнить, что каждый из них ни коим образом не причастен к этому делу. Как мне сказали, скрипач Майкл Бирн, наполовину слепой, понятия не имел, что происходит, и хотел покинуть судно. Эти несчастные, таким образом, заслуживают милосердия.

Я не буду подробно излагать мои попытки сплотить и вернуть преступников к чувству долга — все, что я мог, это говорить с каждым издалека, так как никому не дозволялось приблизиться ко мне. Чтобы спасти корабль, я исполнял свой долг так, как это было возможно (в тех обстоятельствах — Авт.), они знали меня слишком хорошо, чтобы предоставить мне больше власти, и поэтому связали меня очень крепко, тогда как все остальные были свободны, за исключением штурмана, доктора, ботаника, канонира и моего писаря м-ра Сэмюэла, которых заперли в каютах. Последнему удалось выскользнуть из своей каюты, и ему я обязан спасением моих дневников, документов и других материалов, судовых бумаг, а также моего обмундирования и части одежды. Без этого я бы не смог подтвердить все, что сделал, и моя честь и репутация могли бы оказаться под властью клеветы без соответствующих документов, доказывающих мою правоту. Всё это было сделано (Сэмюэлом — Авт.) с большой решимостью, в обход стражи и под неусыпным присмотром. Он попытался спасти хронометр и мои многочисленные карты с рисунками за 15 прошедших лет [47], когда его поторопили со словами: „Лопни твои глаза, тебе хватит того, что есть“ [48].