Анатолий Вахов - Фонтаны на горизонте

Что-о? — Бромсет даже остановился. — Какое нападение?

Микальсен торопливо рассказал о преступлении Скрупа. Бромсет был ошарашен, но первым вопросом его было:

Врач пострадала?

Нет, только русский матрос.

У Бромсета отлегло от сердца. Он искренне испугался за Захматову. «Комберг, нападение матроса, — думал он. Все это может насторожить русских, заставит их быть более бдительными, внимательными ко всему, что происходит на флотилии. Хорошо, что он правильно вел себя с Северовым и этим негром».

У врача и матроса были? — спросил Бромсет.

Направился было, но...

Никаких «но»!

Когда они вошли в каюту, Бромсет с раздражением захлопнул за собой дверь. Микальсен протянул Бромсету бланк радиограммы. Прежде чем прочитать ее, Юрт

сказал:

Если комиссар или кто из русских будет спрашивать о Комберге, то отвечайте, что такого у нас не было и вы не знаете. Понятно?

Да, но он же тут, и его могут...

Комберга на базе нет, — продолжал Бромсет. — А сейчас приготовьте бутылку хорошего вина и корзинку фруктов. Быстро!

Микальсен вышел. Его лоб покрылся испариной: «В хорошую историю я попал».

Юрт пробежал взглядом радиограмму. Ока была из Иокогамы: «Поздравляем началом промысла. Нашему мнению возможно наличие блювалов южнее вашей стоянки. Начните разведку. Президент компании «Командорен» Асклунд».

«Капитан Барроу ждет вас южнее Командорских островов», — расшифровал Бромсет радиограмму. «Ну что же, весьма вовремя». Гарпунер написал ответную шифровку. Вошел Микальсен с бутылкой вина и свертком фруктов.

«Из этого толстяка официант был бы лучше, чем капитан-директор». Бромсет встал из-за стола и указал на радиограмму:

— Ее передадите утром. А сейчас идемте к раненому матросу. Давайте вино и фрукты.

Бромсет вышел из каюты. Микальсен покорно двинулся за ним. Уже на мокрой палубе, где шли горячие работы, Бромсет сказал:

Замените похоронную физиономию на жизнерадостную. Русским выскажите соболезнование и пообещайте, что подобное не повторится. Скрупа спишите на китобойное судно.

К вам?

—Да!

...Захматова закончила свой рассказ-доклад Северову.

Они сидели в ее каюте. В полуотворенную дверь было видно, как Ли Ти-сян заботливо меняет компресс на голове Журбы. У матроса поднялась температура, и он бредил. Джо, сидя на корточках, колол лед на мелкие кусочки. Северов долго сидел молча. «Что это? Все случайности, или... — размышлял он. — Но зачем им убийство врача? Нелогично, противоречит здравому смыслу. Нагнать на нас страху и сделать послушными. Глупо». Мысль вернулась к другому странному случаю.

Вы не ошиблись, Елена Васильевна, что узнали этого, как его... Комбарова?

Нет, — тряхнула головой Захматова. — Я теперь твердо убеждена, что это был он.

Но зачем ему быть на флотилии и прятаться от нас?

Захматова пожала полными плечами и потянулась к раскрытой коробке папирос. Иван Алексеевич остановил ее:

— Вы много курите, Елена Васильевна, и к тому же... — Северов сделал заминку, но тут же прямо и твердо посмотрел ей в глаза, — плохо, некрасиво, когда женщина, такая еще молодая, — и курит. Простите меня, но я человек старого воспитания и многое новое или, вернее, то, что выдается за новое и смелое, — не одобряю.

Пальцы Захматовой с коротко обстриженными ногтями уже держали папиросу. Она, не мигая, смотрела на Северова, потом отвела глаза, и лицо ее покраснело. Ей хотелось ответить капитану что-то резкое, грубое, но вместо этого она смяла папиросу, швырнула ее в пепельницу, и ей стало приятно, что она слушается Ивана Алексеевича.

Ты прав, Северов, курить — дрянное дело. В партизанском отряде привыкла.

И еще... — начал Северов, но его отвлек громкий бред Журбы.

Иван Алексеевич прошел к нему, посмотрел на пышущее жаром лицо, спросил Ли Ти-сян а:

Плохо ему?

Шибко пухо[20]

Пухо — плохо (кит)., — сокрушенно покачал головой китаец, не сводя глаз с больного товарища. Он сидел опустив плечи, и во всей его фигуре было столько скорби, что Северову захотелось ободрить его. Положив руку на плечо китайца, Иван Алексеевич сказал:

—"Поправится Журба, поправится, — и он обратился к Захматовой: — Тяжелое состояние?

- Да, -_ откликнулась она на стук в двери.

В каюту вошел Микальсен, а за ним Бромсет. Они обнажили головы. У Захматовой сердито сдвинулись брови. Несколько секунд стояла гнетущая тишина. Китобои смотрели на русских. Слышался лишь невнятный бред Журбы. Он задвигался, попытался подняться, но Ли Ти-сян удержал его:

Лежи, Максимка... лежи... Не нада...

Я очень сожалею и приношу самые глубокие извинения и заверения, что подобное не повторится... — начал Микальсен.

Здесь больной, пройдите! — пригласила моряков в свою каюту Захматова.

Моряки вошли, и каюта сразу стала очень тесной. «А он действительно переживает случившееся», — думал Северов, слушая Микальсена.

Капитан-директор говорил:

Скруп — фанатик. По-видимому, психически ненормален. Он убежден, что пребывание женщины на судне приносит несчастье. Старинное, глупое поверье.

Теперь моряки только рады присутствию женщины на судне, — вставил Бромсет.

Захматова и Северов не откликнулись на его слова.

Скрупа я могу передать в распоряжение ваших властей, — продолжал Микальсен. — Если вы, конечно, этого пожелаете. Но, судя по его состоянию, он не вполне вменяем.

Держать его на базе в таком случае тоже опасно, — заговорил Северов. — Не будете же вы его держать все время в карцере.

Я прошу капитан-директора списать Скрупа на мое китобойное судно, — сказал Бромсет. — Там он будет не опасен.

Захматова взглянула на гарпунера, точно молча спросила, какую роль он во всем этом играет. Бромсет встретил ее взгляд едва заметной сочувственной, дружеской улыбкой. Весь вид его говорил ей, что она нравится Бромсету. Елена Васильевна повернулась к Микальсену, который поддержал предложение гарпунера.

Я так и сделаю, если вы согласны, господин Северов.

Хорошо, — согласился Иван Алексеевич. — Лишать вас одного матроса я не хочу. Пусть Скруп работает на китобойцев. Но по приходе в Петропавловск он будет судим по советским законам, как совершивший преступление на советской территории.

Согласен с вами, господин Северов, благодарю, — поднялся Микальсен. — И еще раз прошу у мисс Захматовой извинения. Что же касается раненого матроса, то ему за время болезни будет выплачиваться полное жалование и доля, которая придется из добычи китов каждому матросу палубной команды. Надеемся, что матрос скоро поправится.

Прошу принять для больного фрукты. — Бромсет протянул сверток. — Это от моряков пострадавшему товарищу.

Спасибо, — сухо ответила Захматова и позвала негра: — Джо!