Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

«Дело сделано, — говорила она себе, — ас ним будет сделано и остальное. Что для меня Брендон? Ничего! Но он стоял на нашем пути».

Она покраснела от охвативших ее чувств. Ставка была выиграна, Деру должен платить! Он в барышах. Она должна увезти Джесона отсюда на Восток. С ее сбережениями, о которых никто знать не мог, у них будет достаточно средств. Теперь она могла быть счастлива тем счастьем, о котором так долго мечтала и ради которого готова была продать душу хоть дьяволу. Джесон теперь принадлежит ей. При этой мысли она вздрогнула. Она жаждала его, им полно было все ее существо. Она овладела своими чувствами и оценила положение: заплачено слишком дорогой и страшной ценой, но ставка того стоила.

Она быстро побежала по улице и вошла в «Арабские ночи». Как она и предполагала, Деру находился здесь с кучкой своих приспешников. Она подмигнула ему и прошла в другую комнату. Он тотчас же последовал за ней.

— Он приехал! — сказала она коротко.

— Один?

— Один.

Деру тотчас оставил ее, вышел из бара и направился прямо в главную контору. Когда он вошел, Джесон рассказывал о случившемся Маршу. Лицо главного интенданта было печально.

— Услыхал сейчас, что вы приехали, — сказал Деру. — А где же Брендон?

— Я только что рассказал мистеру Маршу, — говорил Джесон. — Брендон погиб! Я потом вам все расскажу.

— Скверно! — сказал Деру. — Такой прекрасный юноша! И вы, конечно, прохода не нашли?

— Там нет прохода! — ответил Джесон. — Я теперь уверен в этом. Это абсолютно недоступные места для железной дороги!

— Да, но для меня теперь не важен проход, — говорил Марш печально. — У меня из головы не выходит лицо этого мальчика. Несколько лет назад я смотрел на него как на сына. Когда он появился здесь, это чувство опять пробудилось во мне. Я ругаю себя… Если бы я не послал его, этого не случилось бы. Я не знаю, как сказать об этом Мэри. Это убьет ее! Ну, что поделаешь: что случилось, то случилось. Мы с вами, мистер Деру, увидимся завтра. Контору мы немедленно перенесем. Поезд будет готов утром.

На следующий день городок Норз Платт забился в лихорадке; судьба его была решена: он должен был передвигаться на новое место. Правда, часть его, которая оставалась на месте, не умирала окончательно, как умирали другие поселения, выраставшие по мере постройки дороги, но ей суждено оставаться темной, бедной и молчаливой…

Несколько дней подряд городок представлял собой настоящий сумасшедший дом. Пять тысяч человек со всех их живым и мертвым инвентарем нужно было перевести в Джулесберг. Пятнадцать тысяч тонн железнодорожного оборудования были свалены в кучу для погрузки. Тысяча погонщиков мулов и столько же телег должны были двигаться к западу. Город бурлил от возбуждения. Шум, крики, беготня людей — все это говорило о последних конвульсиях Норз Платта. Дома рушились и падали на землю, связывались веревками в тюки, брезенты скатывались в свертки, и все это бросалось на платформы. Вереницы людей, среди которых было много негров, переваливаясь, тянулись к трассе с разными товарами, столами, конторками, кассами, бочками, трактирными стойками, стульями и другими предметами хозяйства и торговли.

Погонщики мулов работали в настоящей каше людей и товаров; здесь все перемешалось: торговцы, авантюристы, бродячие адвокаты, конторщики, священники, банковские служащие, солдаты, игроки, индейцы, мексиканцы, разодетые женщины. Вся эта пестрая толпа волновалась, точно охваченная лихорадкой, в страстном желании как можно скорее выехать из Норз Платта в Джулесберг.

С платформы своего вагона Мэри наблюдала одну из любопытнейших картин: население целого города было на ногах и лишилось своего жилья. Хотя она была печально настроена, но вид этой точно вихрем или потопом гонимой толпы заинтересовал ее. Она увидела вдали приближающийся обоз Холлера с мужчинами, женщинами, товарами, скарбом, с запряженными лошадьми и мулами, который двигался под непрерывное рычание хозяина. Справа от обоза двигались телеги исключительно с тяжелыми бочками и ящиками. Целый поезд платформ ожидал это имущество Холлера с его штатом. Мэри видела, как началась его погрузка, и тут только она поняла, почему все это холлеровское предприятие называлось «Ад на колесах».

На платформе была временно установлена стойка для удобства всех желающих выпить в дороге, и тут же стояли четверо барменов, не перестававших работать стаканами и бутылками. На другой платформе жужжала и вертелась рулетка, окруженная игроками, а на третьей, крытой тентом, шла игра в покер.

Созерцание этой картины в конце концов наскучило Мэри; она ушла в свою комнату и легла в постель. Слезы потекли из ее глаз; она не пыталась их остановить. Она не хотела обманывать себя и понимала, что теперь уже поздно… Она любила Дэви. Лицо Дэви, в котором так четко отражались чистота и благородство его сердца, точно в тумане вырисовывалось перед ней. Она почувствовала на своей руке его сильное и мягкое рукопожатие, и отдаленным эхом ей прозвучал его голос. Она увидала его мягкую улыбку с легкими складками в уголках рта. Так она долго лежала, прижавшись к подушке, и ее тело вздрагивало от рыданий. Наконец она поднялась, отерла слезы и пошла разыскивать отца…

Она не заметила, как поезд тронулся, как он прошел почти половину пути до Джулесберга, вспугивая безмолвие прерии шумом и свистками. Впереди их поезда двигалась вереница поездов с шумной ордой переселенцев под охраной солдат.

Вечером они прибыли в Джулесберг, где снова повторилась сцена усиленных хлопот, шума и беготни. Новый город, точно под влиянием волшебства, быстро возрождался к жизни. Двадцать четыре часа тому назад здесь находилась только горстка людей, а через три недели это был уже город с населением в 4000 человек. Мэри наблюдала сумасшедшую давку, когда поезд прибыл и масса народа бросилась из него по улицам, утопая по щиколотку в пыли. Она была поражена той быстротой, с какой на ее глазах поднимались остовы зданий и обтягивались брезентом. Целая армия людей, точно муравьи, копошилась, поднимаясь по лестницам, карабкаясь по деревянным планкам, заколачивая гвозди, укрепляя вывески и натягивая брезент. Это была какая-то неистовая работа; жизнь всюду кипела ключом среди смеха, ругани, револьверных выстрелов и дружных аплодисментов.

Марш вошел в комнату Мэри, когда она стояла у окна. Он неслышно подошел к ней и, не говоря ни слова, положил руку ей на плечо. Она взяла его руку в свои, посмотрела на него, и слезы снова показались на ее глазах. Он прижал ее к себе и сказал:

— Еще час до темноты. Не хочешь ли пройтись немножко со мной. Это развлечет тебя. Я хочу посмотреть, какое помещение предоставили мне под офис.