Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

— Я слышал голоса мертвых, — воскликнул он. — Мой брат — большой колдун, а я великий предводитель шавниев и не боюсь ничего.

— Вождь шавниев лжет мне, — возразил Натан, который, раз уж он начал говорить, не хотел более молчать. — Не существует такого белого дьявола, который бы наносил вред шавниям.

— Я старый человек, и говорю правду, — продолжал Венонга не без гордости. — Знай, у меня были сыновья и внуки, были молодые воины, еще мальчики; они также должны были вскоре отправиться на войну… Где же они? Дшиббенёнозе был в моей деревне, в моем жилище. Никто из них не остался жив: Дшиббенёнозе их всех убил!

— Да! — воскликнул пленник, и глаза его сверкнули: — Да, они пали от его руки! Никто не был пощажен, потому что они были из рода Венонги.

— Венонга — великий вождь! — вскричал Черный Коршун. — У меня теперь нет детей, но он отнял также детей и у белых.

— Да, у белых! Отнял и сына у доброго отца — у мирного квакера, которого шавнии называли Онваес, — сказал Натан.

Венонга пошатнулся назад, словно громом пораженный, и диким взглядом уставился на пленника.

— Мой брат — великий колдун! — воскликнул он. — Он знает все и говорит правду. Венонга великий вождь, он снял скальп с квакера.

— И с его жены и детей! — добавил Натан громовым голосом, кидая на предводителя бешеные взгляды. — Никого из них ты не пощадил! Ты убил их всех! А он, несчастный супруг и отец, был другом шавниев, другом Венонги!

— Белые — собаки и разбойники! — возразил вождь. — Квакер был мой брат, но я убил его потому, что я люблю кровь белых. Мой народ горевал о квакере, но я… я воин! Я не раскаиваюсь в этом и не боюсь ничего.

Натан взглянул туда, куда с торжеством указал Венонга; там он увидел скальп и кудри, которые когда-то украшали головки невинных детей. Он задрожал всем телом, в глазах у него помутилось, и в каком-то судорожном припадке он бессильно откинулся на кожи.

— Мой брат великий колдун! — продолжал Венонга. — Он должен указать мне Дшиббенёнозе! Или же он умрет!

— Вождь лжет! — воскликнул Натан насмешливо. — Он страшится Дшиббенёнозе и попусту хвастается перед пленным.

— Я — предводитель и великий воин! — закричал Венонга. — Я буду сражаться с защитником белых! Укажи мне Дшиббенёнозе!

— А вот когда ты можешь увидеть его!.. — вскричал Натан с необыкновенной живостью. — Разруби мои путы, и я приведу тебе Дшиббенёнозе.

Сказав это, он протянул ему свои ноги, чтобы Венонга одним ударом томагавка мог освободить их от ремней. Венонга, однако, медлил из привычной осторожности и предусмотрительности.

— Ха! — заметил Натан с прежней насмешкой. — Вождь собрался поразить Дшиббенёнозе, а сам боится безоружного пленного.

Насмешка подействовала. Томагавк сверкнул и разрубил ремни. Натан подставил руки, но Венонга вновь медлил.

— Вождь увидит Дшиббенёнозе! — заверил Натан. — И ремни с рук упали.

Пленник обернулся и, устремив огненный взгляд на Венонгу, пронзительно засмеялся и подвинулся к нему на шаг ближе.

— Вот, смотри! — громко воскликнул он. — Твоя воля исполнена! Я губитель твоего народа! Это я принес несчастье тебе и твоему роду!

И прежде чем пораженный Венонга успел придти в себя, Натан, как голодный ягуар, кинулся на него, схватил одной рукой за горло, другой вырвал у него стальной томагавк, сбросил врага наземь и, не выпуская его из мощного кулака, с такою силой ударил его в голову топором, что кровь потоком хлынула из разрубленного черепа. Еще удар — и Венонги уже не стало в живых…

Так несколько лет тому назад сам он с кровавой, нечеловеческой свирепостью погубил жену и невинных детей Натана.

— Смерть собаке! — крикнул Натан. — Наконец-то, наконец ты в моей власти!.. Да! Ты умрешь!

И еще один удар нанес он врагу; потом вонзил томагавк ему в грудь, сорвал с его пояса нож для скальпирования и быстро, одним надрезом отделил кожу от головы индейца. Затем он сделал крестообразный надрез на груди, — традиционный знак страшного Дшиббенёнозе. Потом он с каким-то смешанным чувством неуспокоенного горя и нравственного удовлетворения посмотрел на скальпы, локоны и волосы своих собственных детей, убитых Венонгой, и, содрогнувшись, поспешно выбежал из Вигвама и ушел из деревни. Но в каком-то безумном, диком возбуждении не удержался он, чтобы не испустить пронзительного крика, который возвещал об исполнении давно желанной и наконец удовлетворенной мести. Крик его, пронесшийся в глубокой, молчаливой тишине ночи, разбудил не одного воина и не одну боязливую мать. Но подобные звуки были так обыкновенны в этой деревне, что крик квакера никого не обеспокоил надолго: женщины и воины снова погрузились в сон, а тело их предводителя холодело в собственном жилище, на голой земле, незамеченное и неотомщенное.

Роланд спал ночь беспокойно. Проснулся он рано утром от неимоверного шума, поднявшегося вдруг в деревне. Сперва послышался долгий, пронзительный, зловещий женский крик; ему в ответ раздался дикий мужской, а на этот отозвались и повторялись вновь и вновь другие голоса, и вслед за тем вся деревня как бы слилась в страшный вопль ужаса и отчаяния.

Пленник, который, конечно, не мог знать, в чем дело, поглядел на своих сторожей. Они тревожно вскочили при первом звуке, схватившись за оружие, и смотрели друг на друга в смущении и в каком-то напряженном ожидании. Крик повторился… Сотня голосов завыла, и воины бросились из хижины, оставив пленника в недоумении. Роланд между тем напрасно старался угадать, что произошло. В радости подумал он, что Том Бруце с отрядом кентуккийцев явился освободить несчастных пленников. Но эта радостная мысль вскоре исчезла, так как из всего этого шума индейцев не выделялось ни разу «ура» и не раздавалось ни одного выстрела, который возвестил бы о начале стычки. Однако Роланд заметил, что не одно только удивление и испуг вызывали этот шум. В неистовых голосах слышно было бешенство, и это чувство, по-видимому, передалось вскоре всем остальным и заглушило все другие ощущения.

В то время как шум еще продолжался, а Роланд терялся в догадках, к нему вдруг вошел Авель Доэ, испуганный, бледный.

— Капитан! — закричал он, — они убьют вас… Нельзя более медлить. Соглашайтесь на мои условия, и я сейчас же спасу вам жизнь. Вся деревня в смятении: мужчины, женщины, дети вопиют о крови, и нет человека, который бы остановил их в подобные минуты.

— Но… что случилось? — спросил Роланд.

— Небо и ад разверзлись, — продолжал Доэ. — Дшиббенёнозе был в деревне и убил вождя в его собственном жилище, у собственного очага. Венонга лежит мертвый на земле своей хижины, он скальпирован, с крестом на груди… Колдун ушел. Наверно, его освободил Дшиббенёнозе, а Венонга уж окоченел. Разве вы не слышите завываний? Дикари жаждут мести, и она постигнет вас! Они убьют вас, сожгут, разорвут в клочки. Это верно! Пройдет всего лишь минута — и они будут здесь, и тогда горе вам!