Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

Крестоносец поднялся и погрозил кулаком вслед своему смертельному врагу.

— Я еще встречусь с тобой, — пробормотал он и прибавил, обращаясь к своему спутнику, — пойдем, мальчик, я думаю, нам придется увидеть кошмарное зрелище.

Наши читатели помнят, что на третий день после своего отъезда из Сан-Хосе дон Альфонсо оставил свою дочь Мерседес с горничной и несколькими слугами дожидаться прибытия графа. Однако нетерпеливая сеньорита, гордость которой была задета медлительностью французов, отдыхала всего сутки, а затем отправилась в дальнейший путь, так что на пятый день вечером достигла брода через реку Ваквиль.

Перевозчик явился на зов со своим челноком и, целуя платье сеньориты, объявил, что было бы неблагоразумно переправляться через реку до восхода солнца, так как апачи бродят в окрестностях гасиенды.

— Тем скорее следует мне оказаться дома, — отвечала Мерседес. — Когда мой отец переправился через реку?

— Вчера, за час до заката солнца.

— С тех пор никто не переправлялся?

— Никто, сеньорита.

— Возьми же свое весло и перевези нас. Я подожду в твоей хижине, пока взойдет луна, и тогда отправлюсь в гасиенду. Так как оставаться здесь опасно, то ты можешь сопровождать меня со всей своей семьей.

Никто не осмелился возражать сеньорите, и через десять минут все оказались на другом берегу. Здесь, перед хижиной, развели огонь, подле которого девушка села на принесенный из хижины стул.

Прошло около часа, пока горничная варила на костре шоколад, а пеоны поили коней, как вдруг послышался топот лошадей со стороны Сан-Хосе. Оттуда могли появиться только друзья, и в самом деле, скоро на противоположном берегу реки показались 7 или 8 всадников, и послышался голос, спрашивавший, не свита ли благородной госпожи де Гусман находится на противоположном берегу.

Получив утвердительный ответ, всадники переехали на другой берег.

Донья Мерседес думала, что между ними находится граф Альбан, но вместо него предводителем маленького отряда оказался ее знакомый, молодой барон фон Готгардт, который рассказал ей следующее:

— Граф хотел около полудня отправиться с главными силами в путь и уже протягивал руку, чтобы сесть на коня, но неожиданно, к ужасу всего отряда и присутствовавшей толпы, на него напал столбняк. Рука графа неподвижно повисла в воздухе, здоровый цвет лица сменился смертельной бледностью, глаза остановились неподвижно, и рот остался открытым. Человек двадцать бросились к нему, подбежал доктор, который покачал головой с озабоченным видом и приказал отнести больного в дом и уложить в постель. Все испробованные им средства оказались бесполезными, так что пришлось предоставить болезнь ее естественному течению. По мнению доктора, припадок графа был следствием раны от малайского кинжала, нанесенной ему морским разбойником, но можно было надеяться, что болезнь будет иметь счастливый исход, хотя не известно, через сколько часов или дней.

Евстафий остался при графе, а офицеры экспедиции собрались на совет и решили подождать сутки, а потом, как и было решено с самого начала, отправиться в гасиенду дель-Серро.

Поручику Готгардту поручили отправиться вперед и уведомить сенатора. На следующее утро он выехал с семью всадниками, в числе которых был один пеон в качестве проводника; по дороге у них захромала лошадь, которую пришлось заменить другой, найденной в покинутой хозяевами гасиенде; это и другие обстоятельства задержали их, так что они только теперь могли присоединиться к сеньорите.

Последняя не без тревоги выслушала сообщение о положении графа, так как замедление экспедиции ставило ее отца в затруднительное положение, и хотела сообщить офицеру о появлении поблизости апачей, как внезапно грянул выстрел, — один из пеонов взмахнул руками и упал в предсмертных судорогах.

Раздались крики: «Индейцы! Апачи!» Поднялась невообразимая суматоха; отряд темных всадников появился откуда-то и напал на испуганных людей;

Один из волонтеров, уроженец Кентукки, случайно державший ружье в руках, свалил пулей апача, но потом бросил ружье в кусты и сам спрятался в них.

Поручик Готгардт, так неожиданно прерванный в разговоре, едва успел заслонить сеньориту и отразить охотничьим ножом удар копья, направленного на него вождем гиленов.

Острый клинок перерубил древко, и Серый Медведь, не успев остановить коня, промчался мимо, а молодой офицер воспользовался этим временем, чтобы схватить на руки сеньориту и броситься с нею к челноку.

Но это ему не удалось, так как Скачущий Волк и двое пеших индейцев, лошади которых были застрелены во вспыхнувшей перестрелке, догнали барона.

Офицер вынужден был положить почти лишившуюся чувств сеньориту на землю и выхватить из-за пояса револьвер:

— Проклятые убийцы! Отправляйтесь в ад!

Первая пуля пробила грудь одному из краснокожих, другая раздробила руку Скачущему Волку, но третий индеец, сильный и ловкий воин, бросился на офицера и обхватил его руками; началась борьба, во время которой оба все более и более приближались к высокому скалистому берегу.

Между тем сражение продолжалось, апачи убивали всех, и хотя полдюжины их соплеменников пало от руки двух волонтеров, дорого продавших свою жизнь, однако, перевес силы был на стороне диких, и менее чем через четверть часа последние белые пали под ударами томагавков и копий индейцев, которые украсили свои пояса кровавыми скальпами.

Когда кончилась резня, один из индейцев увидал при свете зажженной хижины спрятавшегося в кустах кентуккийца; безоружный был после кратковременной борьбы скручен и привязан к коню.

По окончании кровавой схватки индейцы оставили на берегу 12 трупов, между которыми не было, однако, офицера и его противника.

Серый Медведь держал в объятиях свою добычу — донью Мерседес; кентуккийца привязали самым неудобным образом к лошади, горничную сеньориты захватил один из воинов.

Когда торжествующие апачи вернулись в свой лагерь, Большой Орел сразу понял, что произошло; горечь и запоздалое сожаление захлестнули его сердце. Горечь потому, что он был бессильным пленником, который не мог ничего сделать для спасения сеньориты, и сожаление, так как вынужден был сознаться, что его сообщение о французском воине, вероятно, вызвало этот ночной поход, и, следовательно, явилось причиной захвата в плен Мерседес.

В эту минуту кто-то дотронулся до его плеча; он оглянулся и увидел Суванэ. Никакое лицо не могло быть в эту минуту приятнее для индейца; он ласково улыбнулся и прошептал:

— Я рад видеть свою сестру. Пусть Суванэ выслушает поручение своего брата. Видит ли она эту белую девушку, которая попала в плен к Серому Медведю?