Роберт Говард - Стервятники Техаса

От салона к салуну, от бара к танцполу, где усталые девушки в безвкусных нарядах позволяли тискать себя мужикам ради того только, чтобы те опустили мешочки с золотым песком им за вырез платья, Миддлетон вел Коркорана, говоря быстро и непрерывно. Он показывал людей в толпе, называл их имена и рассказывал об их положении в обществе. Кое с кем из верхушки города-лагеря техасцу пришлось познакомиться лично.

Местные с любопытством смотрели вслед Коркорану. Еще далеко было до тех дней, когда северные отроги этих гор затопит техасский крупный рогатый скот, который пригонят веселые парни из Техаса. Пока же уроженцев юга Нового Света плохо знали в этих краях; даже в лагеря старателей северо-запада они забредали не часто, хотя во времена калифорнийской золотой лихорадки именно харизматичные и буйные техасцы застолбили самые привлекательные участки земли. А потом другие тощие и задиристые сыны Юга погнали скот через города Канзаса. Словом, в Вапетоне многие слышали про бойцов, выросших под сенью дубовых рощиц на просторах раскаленных равнин, где традиции старого Юга смешались с обычаями Дикого Запада, и их неукротимый нрав, но сталкиваться с выходцами из Техаса доводилось немногим.

Вот оттуда и пришел этот тощий, словно пустынный волк, парень, отбившийся от своей южной стаи. Некоторые горожане смотрели на него с откровенной враждебностью, но большинству не было до чужака никакого дела: в худшем случае они готовы были стать свидетелями драмы, которую считали неизбежной.

— Ты в первую очередь должен настроиться на борьбу со стервятниками, — пояснял Миддлтон, обращаясь к Коркорану. — Но это не означает, что тебе не нужно обращать внимание на мелкие правонарушения. Множество жуликов, воришек и сутенеров так приободрилось, наслушавшись историй о подвигах больших разбойников, что решили: им тоже все дозволено. Если увидишь человека, открывшего стрельбу в салуне, отбери у него пистолет и тащи засранца в тюрьму, чтобы он протрезвел. Тюрьма вон там, видишь, на другом конце города. Не позволяй парням драться на улице или салунах.

— Я понял, — объявил Коркоран, хотя он не видел вреда в том, что забияки могут пострелять в салуне или устроить драку в общественном месте. В Техасе стрелки обычно не промахивались… Но он готов был следовать инструкциям.

— Но это только для разной мелкой рыбешки. А что делать с по-настоящему плохими ребятами, ты, думаю, догадываешься, — ухмыльнулся напоследок шериф. — Настоящих убийц мы в суд не тащим, потому как там они так или иначе оправдаются. Да еще и посмеются над законом при помощи своих друзей.

Ночь спустилась на безумноревущее Ущелье Вапетон. Свет выплескивался на пыльные улицы из открытых дверей салунов и дешевых баров, а вылетавший волнами из этих и иных отверстий шум мог сразить незадачливого прохожего, как хороший нокаут.

Коркоран двигался по улице ровной, легкой походкой. Казалось, он смотрел прямо перед собой, но явно не упускал ничего, что творилось слева и справа от него. Проходя мимо очередного здания, он всякий раз внимательно вслушивался в звуки, доносившиеся из открытых дверей, и прикидывал, что происходит внутри: веселье или ссора, точно оценивая масштабы происходящего и интенсивность эмоций. Настоящим рейнджером был вовсе не тот, у кого точнее, чем у среднестатистического гражданина, глаз или быстрее реакция, а тот, кого можно было бы назвать практикующим военным психологом, знатоком противостояний и природы человеческой, того, чья жизнь зависела от верности его выводов.

Одно из безобидных, на первый взгляд, заведений, а именно танцевальный зал «Золотая подвязка», дало Коркорану шанс проверить себя в качестве защитника правопорядка.

Его внимание привлекли доносившиеся из недр помещения пронзительные женские крики, перемежающиеся грубым ревом подвыпивших парней. Через мгновение Коркоран шагнул в двери заведения и, толкаясь локтями, стал прокладывать себе дорогу через толпу, собравшуюся в центре комнаты. Мужчины один за другим с проклятиями поворачивались в его сторону, но, признав в незваном госте нового помощника шерифа, отступали.

Наконец Коркоран вырвался на открытое пространство и увидел, что в кругу зрителей, словно на гладиаторской арене, схватились две женщины. Одна, высокая и, несмотря на чудовищные гримасы, несомненно симпатичная блондинка, лежа на бильярдном столе, визжала, кусалась и царапалась, отбиваясь от наскакивавшей на нее мексиканки. Толпа, завывая, ревела над ними:

— Давай, сделай её, Глория!

— Наподдай ей!

— Черт возьми, Кончита, кусани её хорошенько!

Девушка с коричневой кожей вняла последнему совету и последовала ему с таким усердием, что ее противница, Глория, отдернула запястье, с которого капала кровь. В плену истерического исступления, которое порой охватывает женщин в подобные моменты, она схватила бильярдный шар, зажала его в кулаке и замахнулась, чтобы со всех сил треснуть им по голове своей вопящей противницы.

Однако Коркоран ловко поймал блондинку за поднятое запястье и одним движением отобрал шар из слоновой кости, вывернув его из её пальцев. В тот же миг девушка, словно подброшенная невидимой пружиной, крутанулась к стрелку. В этот миг она напоминала тигрицу — её желтые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, глаза сверкали. Она потянулась пальцами к лицу техасца, а какой-то пьяный закричал:

— Выцарапай ему глаза, Глория!

Коркоран даже не пытался защититься, хотя её пальцы дергались возле его бледного и совершенно спокойного лица. Стрелок с откровенным восхищением рассматривал искаженную гневом симпатичную мордашку. Девушка опустила руки, но пустила в бой другое традиционное женское оружие — язык.

— Ты новый помощник Миддлтона! Не просила тебя вмешиваться! А где Мак Наб и остальные? Пьянствуют в каком-нибудь гадюшнике? Вот так-то вы ловите убийц? Ваши законы все похожи… Лучше издеваться над девушками, чем ловить преступников!

Коркоран шагнул мимо неё и подхватил мексиканку, у которой началась настоящая истерика. Кончита выглядела скорее испуганной, чем сильно раненной. Высвободившись, она с рыданиями ярости и унижения убежала, прижимая к телу обрывки платья, которое в яростной атаке разорвала на клочки её противница.

Тогда Коркоран снова взглянул на Глорию, которая стояла то сжимая кулаки так, что костяшки пальцев белели, то разжимая их. Казалось, она все еще бурлит от гнева из-за того, что стрелок вмешался. Собравшаяся вокруг толпа молчала, никто больше не смеялся, но все, казалось, затаили дыхание, ожидая, что произойдет дальше. Собравшиеся понимали: Коркоран — опасный человек, но они не знали, что такие, как он, обычно придерживаются определенного кодекса поведения, согласно которому ни Глории, ни любой другой женщине ничего не грозило, даже если бы она и совершила действительно серьезное преступление.