Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— Ну, сейчас перед господином Поповым скажешь, как вы организовали побег Эмила?

Мария в ответ только улыбнулась:

— Почему же господин Попов не рассказал вам? Я ничего не знаю.

Петров приказал увести Молдованову. И старика. В сущности, он дал им возможность осведомить друг друга о том, кто что говорил.

Потом он занялся Марусей. Затем Белиной. Эти женщины наверняка знают что-нибудь. И пока шло следствие, пока избитые женщины лежали на цементном полу, а Гармидол спрашивал, бить ли еще или же можно выпить, Петров думал о другом…

— Господин Гешев, все уже поздравили вас — вы обнаружили радиостанцию большевиков. — Петров наклонился к своему шефу и почти касался губами его уха. Певица кричала с эстрады, а трое цыган кружились за ее спиной. Со стороны кухни доносились крики официантов, и это раздражало.

— Господин Гешев, если мы не сумеем схватить остальных советских агентов в Софии, разве это успех? Господин Гешев, давайте найдем способ проникнуть в их дипломатическую миссию. Давайте докажем существование большого заговора против нас, против его величества. Давайте найдем способ… будто Пеев продолжает действовать, хотя он и арестован.

— А он и продолжает действовать! Ты разве узнал что-нибудь от своих арестованных? Не узнал. А я узнал. Сегодня вечером будет представление. Сегодня часам к пяти пойди в Борисовский сад, к озеру. Постой там и понаблюдай. Увидишь такой театр! А потом снова приходи пить и увидишь, как все устроится.

Петров разделял восторги и страх шефа, но никак не мог понять причин этого. Будучи полицейским, и притом неплохим, из патриотизма пойдя работать на эту бойню, как он называл Дирекцию полиции, он ни в чем не находил опоры, кроме как в чувстве страха перед коммунистами. Неужели и Гешев действует так только потому, что боится?!

— Петров, теперь уходи. У меня здесь должна состояться еще одна встреча. И не спрашивай с кем — ты его не знаешь. Красная цена этому человеку пол-литра ракии, но он может сделать такое дело, что и ордена не жаль. Напоминаю: завтра в пять будь в Борисовском саду около озера. Понял?

Следователь ушел обиженный: его не выслушали, не приняли его предложения. Даже не поинтересовались, в чем оно заключается. Ни Гешев, ни господин Козаров. Неужели коммунисты правы и теперешняя ситуация в их пользу?

Гешев проводил следователя взглядом. Рядом с ним шел еще один агент. Значит, Петров не смеет ходить в одиночку. И правильно делает. София начинает становиться опасной для агентов его величества. Теперь она станет негостеприимной и для других. Они чувствуют себя слишком свободно, но перестанут верить в свою безопасность.

Если бы Пеев сказал хоть что-нибудь! Гешев не верил, что гестапо вырвет у него какие-нибудь показания. Ну хотя бы о генералах, включившихся в систему советской разведки! Их было двое, и обоих вывели из строя. Один уже мертв, а другой служит неизвестно кому ширмой. А что, если Никифоров умрет? Нет, Никифорова надо как можно скорее выпустить на свободу. Создать вокруг него атмосферу мнимого спокойствия. Приставить к нему филеров и агентов и выяснить, действительно ли «Журин» заместитель «Боевого». Да, надо идти по этому пути. Надо исчерпать их терпение и средства наблюдения и заставить их раскрыть карты.

— Господин Гешев…

Это был один из тех, у кого нет ни имени, ни профессии. Человек из трактира. Великан в поношенном пальто, грязной сорочке, с дрожащими ручищами. Очевидно, никто не дал ему выпить в долг, а у него без этого нет сил.

— Садись, Гармидол!

— Господин Гешев… рюмочку бы… — Он взял недопитую Петровым рюмку и выпил. Улыбнулся.

— Гармидол, ты все пропьешь, сколько тебе не дай денег. Если сделаешь мне одну услугу, я прикажу кассиру каждое утро выдавать тебе на литр ракии. Но пить ее будешь не сразу.

— Господин Гешев, даю честное слово.

— Пей. Будь завтра в пять около озера в Борисовском саду. Наш человек покажет тебе объект. Ты подойдешь к этому человеку, снимешь шапку и попросишь у него денег. Потом вдруг согнешься в три погибели, словно он ударил тебя в живот.

— Кто ударит меня в живот?

— Выпей еще. Завтра никуда не пойдешь, пока не выпьешь. Ты явно не в себе, пока не наклюкаешься. Ну, твое здоровье.

Гармидол пил заказанную Гешевым ракию большими глотками и приобретал все более нормальный вид. Только глаза по-прежнему оставались злыми. Начальник объяснил ему, как он должен вызвать сочувствие у «случайных» прохожих и что́ потом произойдет.

— На всякий случай я приготовил объяснительную записку. Ты ее подпишешь.

— Давай.

— Хорошо. Подписывай. Но завтра отправишься в Горна-баню и посмотришь, что я сделал с одним человеком, который много болтал. Спроси, где его язык. В таких делах перепадают деньги, но и рисковать приходится.

Гармидол подписал. Теперь руки у него не дрожали. Он взял деньги и встал:

— Если завтра я просплю…

— Не бойся, мои люди растолкают тебя.

Гешев облокотился на стол. Официант убирал грязную посуду. Певица уже замолкла.

— Послушай, приведи мне эту крикунью наверх, в номер!

Официант понимающе ухмыльнулся:

— У вас есть вкус, но она очень дорогая, господин начальник.

Гешев даже не удостоил его вниманием. Встал и пошел к выходу. Потом вдруг резко обернулся. Нет, никто не прицеливался ему в спину. Официант шептал что-то певице. Его окружили цыгане. Они наверняка потребуют проценты. Дикари, всыпать бы им дубинкой!

Он пошел к себе в комнату, куда обычно приходил в такие дни, как этот, полный забот и неясных намерений. Лег и закрыл глаза. Вдруг вскочил. Нет, никого. Шаги слышны на верхнем этаже.

Кто-то постучал. В дверях стояла, кусая губы, певица из ресторана. Нельзя было не признать, что она хорошенькая. Пышненькая. И очень порочная: попытка разыгрывать смущение ей не удавалась.

— Входи, входи же!

Певица протянула руку:

— Грета.

— Гиргина Григорова Данчева. Так будешь представляться мне. Садись. Закуривай, если куришь. Сигареты на столике.

Певица вдруг побледнела. Руки заметно дрожали, когда пальцы нащупывали сигарету в коробке. Самодовольный Гешев рассматривал ее с головы до пят:

— Расскажи что-нибудь о себе.

— Да что рассказывать, господин начальник. Во время ужина пою. Если у меня бывают гости, часть того, что они потратят, идет в мою пользу.

— Что ты скажешь, если я поручу тебе одно дельце? — Он показал ей фотографию. — Запомнила этого человека?

— Я видела его раньше.

— Так. Завтра в пять будешь у озера в Борисовском саду. Там будет гулять этот человек. Он русский, из советской дипломатической миссии. Ты подойдешь к нему и попросишь принять тебя на работу в миссию хотя бы уборщицей. Скажешь ему, что ты безработная, любишь Россию. Можешь добавить для большей убедительности, что ты не коммунистка. Потом ты должна улучить удобный момент и взять его под руку. Одним словом, ты должна все сделать так, словно ты влюблена в него. Ясно?