Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Певица заулыбалась.

— Зачем вам этот балаган?

— Послушай, Грета, этот человек мне очень нужен. Мне нужно сделать снимочек — он с женщиной. Ты очень подходишь для этой цели. Понимаешь?

— Нужен вам он, а сниматься буду я.

— Не строй из себя невинность! Ты снимаешься в трактирах голая, а я не прошу этого.

— Но ведь он дипломат.

Гешев вышел из себя. Она явно набивала себе цену.

— Не советую тебе портить со мной отношения. За эту услугу я тебе хорошо заплачу. Пятьдесят тысяч левов. Снимки хранить буду я. Как раз расплатишься за дом в Княжево.

Женщина так и обмерла. Значит, и это известно господину.

— Ну садись! — крикнул Гешев. — Возьми ручку и пиши жалобу на этого господина! Садись же!

Женщина села.

— Итак, пиши. Моя фамилия…

Певица писала, наклонившись над столом. Нижняя губа у нее отвисла и дрожала. Она повторяла слова Гешева.

— А меня не отправят потом в каталажку за эти «признания»?

— Уж не воображаешь ли ты, что мешаешь мне? Пиши, пиши.

В канцелярию следственного отдела принесли показания Бончо Белинского. Чиновник написал на листке бумаги «умер от разрыва сердца» и прикрепил его к папке. Но утром сообщили, что Белинский только потерял сознание и снова открыл глаза. Врач был поражен: искривленный позвоночный столб, по которому прыгали, чтобы «выправить горб», сломанная левая рука и трещина в черепе… а человек жив и просит воды.

В показаниях Белинского не содержалось ничего интересного. В пять часов Гешев собирался предпринять что-то важное и потому распорядился, чтобы пятеро агентов хорошенько выспались. Он выделил и трех филеров для какой-то особой операции. Но когда увидел запись показаний Белинского и узнал, что он ожил, рассмеялся:

— Ничего, господа, я побеждаю, как видите.

Он углубился в показания и ногтем отмечал строки, казавшиеся ему наиболее интересными. Попытался нащупать звонок.

Полицейский буквально ворвался к начальнику. Гешев всей ладонью нажал на звонок, и вот уже по всему коридору раздались тревожные сигналы.

— Немедленно отправьте людей в «Эльфу»! Пусть приведут ко мне Манола Божилова. По дороге дайте ему несколько оплеух! Упомяните о расстреле!

Гешев торопился. Для него следствие по делу Пеева перерастало в нечто очень крупное. Петров уловил, что требуется. Во дворце не понимали намерений генералов. Генералы не понимали дворец. Полиция не понимала ни дипломатов, ни дворец. Немцы же пытались вырвать из доктора что-то очень нужное им.

…Около озера в Борисовском саду уже стояли на посту филеры. Со стадиона «Юнак», где у военных есть специально оборудованный телефон, полицейские должны позвонить в Дирекцию полиции и сообщить, что объект приближается. В то же самое время Гиргина выйдет из дома на улице Ивана Асена и направится на бульвар Николая Николаевича. Гармидол должен встать со скамейки и проследовать к объекту. Двое филеров-боксеров будут находиться в двадцати шагах от него. И все надо проделать как полагается.

Тот, на кого они нападут, будет убит «возлюбленным его любовницы». Иными словами, за Гиргиной будет «следить» ее ревнивый «любовник». Он-то и застанет ее врасплох на месте преступления. Одним словом, разыгрывалась пьеса в трех действиях: первое — смерть коварного любовника, второе — дипломатический скандал, третье — еще неизвестно.

Прежде чем пойти смотреть первое действие, Гешев приказал привести к нему доктора Пеева.

Арестованного ввели в кабинет. Гешев взглядом показал, чтобы Пеева усадили в кресло — доктор с трудом стоял на ногах.

— Мне захотелось, дорогой, увидеть вас, а то мы уже забыли друг друга. У вас в последнее время такая любовь с господами немцами…

Пеев нашел в себе силы улыбнуться и произнести:

— Денно и нощно молю бога за вас, господин Гешев.

— Пеев, хочешь сказать…

— Ничего особенного, господин Гешев. Хотел бы получить какую-нибудь книгу, ну хотя бы библию, евангелие, талмуд, коран, если не возражаете.

— Так-так… Советский посланник в Софии любил читать. И он был религиозен. А что вы можете рассказать о нравах русских дипломатов в Софии? Вы же имели с ними дело.

Пеев содрогнулся. От этого вопроса у него по спине пробежали мурашки. Но, несмотря на это, он улыбнулся:

— Жаль, что советского посланника нет. Я познакомился на одном приеме с военным атташе Дергачевым, но и он, думается мне, уехал. Новых я не встречал. Сторонился их. Вы же знаете систему советской разведки. Она не вмешивает своих дипломатических и военных представителей в эту специфическую работу. Что еще, господин Гешев?

— Ах, доктор, доктор, что же еще, кроме необходимости послать к тебе Гармидола «в благодарность» за твои увертки? Русские действительно любят водку?

— Кто как.

— Однако женщины привлекают их, не так ли? Очень привлекают. А кого больше всех из русских дипломатов в Софии?

— Господин Гешев, сводники всегда были противны мне.

Гешев резким движением нажал на звонок.

— Отведите арестованного в камеру! Мы закончили наш разговор, — распорядился начальник, довольный заметным смущением Пеева. Он попал на правильный путь. Удар явно направлен в цель. Вот когда и адмирал Канарис, и царь Борис, и Бекерле, и все в Болгарии оценят точный удар полицейского такого высокого класса, как Никола Гешев… — Да дайте арестованному дополнительное питание, а то он очень исхудал. Сегодня я щедрый.

Доктора увели.

Два факта встревожили его величество: швейцарская пресса весьма недвусмысленно намекала, что Германия уже начала проигрывать войну. Не то чтобы он впервые слышал об этом и не понимал, как развиваются события, нет, царь опасался за свое положение в этой неспокойной стране совсем из-за другого. В Италии назревали новые события. Дуче вынужден был на фашистском совете разъяснить меры, которые будут предприняты, чтобы выиграть войну, и внушить итальянцам веру в победу. Вот это уже значило чересчур многое.

Верить провалившимся политикам из разных партий и клик, верить в случайные силы, в свое счастье, верить немцам или королю Виктору-Эммануилу? Борис уже давно ни на кого не уповал, кроме тех, кто действительно в состоянии был спасти его или помочь при необходимости.

Во дворце так никто и не узнал, почему у царя изменилось настроение. Стало только известно, что после исповеди Борис попросил епископа отслужить при дворе утренний молебен, а позже приказал позвать к нему Гешева и что разговор с последним он вел в аллее парка дворца с глазу на глаз. Без адъютанта и без свидетелей. Сначала Гешев громко говорил что-то, потом царь размахивал руками. Когда же он перешел на крик, садовник расслышал следующие слова: «Нет и нет! Я так благоволю… Да, боюсь заговора, вот именно!»