Александр Сытин - Мертвые всадники

Алимджан побледнел, как полотно, а начальник милиции сказал почти ласково:

— Никогда не обнаруживайте ничего на своем лице, иначе вы недолго проживете в этих местах. — Он хотел сказать еще что-то, но в дверь постучали, и вошел один из почетных стариков Керманшаха. На голове у него была зеленая чалма в знак того, что он ездил на поклонение в Мекку.

Вошедший поздоровался с начальником милиции и без всяких предисловий обратился к Алимджану:

— Старики Керманшаха собрались в мечети и хотят видеть тебя. Ты шиит (сектант), и они хотят знать, как ты будешь учить их детей.

Начальник милиции нахмурился.

— Передай всем, медленно сказал он, — что учитель приехал из города, и жалованье будет получать не от стариков, а из казны, как я и мои джигиты. Поэтому юноши должны слушать то, что он говорит. Разве старики спрашивают меня, почему я посылаю джигитов в ту или иную сторону. Учителя будет спрашивать город, а не старики. Кроме того, заставлять никого не будут, — учиться у нового учителя будут только те, которые пожелают. А теперь ступай.

Хаджи не прощаясь вышел из комнаты.

— Мы пойдем через час, пусть они переговорят между собой,—закрывая дверь за стариком, сказал начальник милиции.

— Я не сказал ему,—продолжал он,—что вы новометодный преподаватель. Учиться грамоте или читать коран по азбуке, а не по тексту, это святотатство. Даже не знающие ни слова по-русски всегда делают нехорошие добавления к слову „новометодный" .

Алимджан ничего не ответил и нетерпеливо посмотрел на часы. Скоро они отправились в мечеть и, когда пришли, то увидели, что вместо учеников вокруг муллы сидели седобородые старики.

В середине круга вместе с муллой сидели лучшие ученики. Все собравшиеся встали и поздоровались с начальником милиции, но Алимджану никто даже не кивнул головой. Когда все снова уселись, начальник милиции сказал:

— Старые люди не знают, что к нам приехал учитель из города, но я передавал вам, что жалованье он будет получать из казны, и потому юноши могут учиться задаром. Они не должны будут приносить ему ни кур, ни яиц, ни масла.

Он продолжал перечислять добровольные пожертвования, которыми пользовался мулла, до тех пор, пока старик не сделался совсем багровым. После него заговорил мулла:

— Я хорошо учил, я долго учил тех, которые хотели учиться. Я не знаю, чему еще можно научить юношу, когда он может прочесть любое место корана.

Старики одобрительно закивали головами, и мулла обратился к лучшему своему ученику, отец которого, сидевший тут же, покраснел от гордости.

— Дело лучше слов... Читай ты...

Но прежде, чем мулла успел дать ему коран, Алимджан с невинным лицом протянул юноше склеенную книгу, которую принес с собой. Она была в таком же переплете, и ученик начал беглое чтение с первой страницы. Он так хорошо знал ее содержание, так часто ее цитировал, что теперь спешил, не думая о возможности ошибки. Почетные старики всего Керманшаха почтительно слушали его, слегка наклонив головы, а он смотрел поверх них, как учитель, и голос его звучал властно и резко. Почти не глядя в книгу, он переворачивал страницы, но скоро на лицах других учеников, смотревших на книгу сбоку, появилось смущение, потом улыбки, а мулла, взглянув в коран, стал бледным. Чтец начал уже третью главу, а виньетки, бывшие в конце первых двух глав, еще не появлялись.

— Мудрость твоего ученика осталась позади, а книга ушла вперед,—твердо сказал Алимджан, и чтец замолк.

— Кто, кроме неверного шиита, может перебить священное чтение? — высокомерно спросил мулла.

— Он читает не то, что перед ним написано,— ответил Алимджан, и старики в беспокойстве подняли головы.

— Может быть, ты дал ему безбожную книгу?— спросил Алимджана старик с крючковатым носом и желтым лицом. Это был отец Файзуллы Шамурзина. Его сыну мулла давно уже прочил Зару в жены. Алимджан не удостоил ответом своего врага.

— Ученик спешил переворачивать листы, — громко сказал Алимджан, обращаясь ко всем.

— Листы книги склеены, — робко проговорил ученик, растерянно поглядев на муллу. Два старика невольно улыбнулись, но остальные мрачно смотрели на Алимджана.

— Горе нам. Кощунство! — вскричал мулла. Он действительно склеил листы корана. Все поднялись с мест, но Алимджан властно протянул руку, и говор стих.

— Я сделал это потому, что никто из вас не умеет читать, и, если ваша голова ослабеет, то слово пророка для вас замолчит навсегда. Разве нельзя читать также, как вы, и глядеть на доску, а не в коран.

Наступило гробовое молчание, и все глядели на муллу. Наконец, один старик встал и обратился к своему сыну:

— Завтра ты пойдешь к учителю Алимджану, ты слышишь, что я сказал?

— Да, отец, — сказал юноша, склонив голову.

Другой старик таким же образом обратился к своему сыну, и неизвестно, что произошло бы дальше, но мулла встал и яростно закричал:

— Неужели вы не видите, что это учитель нового метода, разве вы не понимаете, что он хочет раздробить коран на буквы?

Роковое слово „новометодный" решило дело. Всегда это название сопровождалось в мечети громовыми проповедями. Старики загудели. В толпе послышались проклятья, и начальник милиции вмешался.

— Это неправда, — громко сказал он, и гул голосов затих. — Всегда купец ругает другого, у кого товар лучше.

Затем он обратился к собранию:

— Пусть старики подумают своей серебряной головой над тем, что случилось, а мы пойдем. Мулла забыл, что мы находимся в мечети, и его голос кричит слишком громко для святого места.

Начальник милиции, не дожидаясь ответа, увлек за собой Алимджана и со смехом сказал ему на улице:

— Сегодня вы победили. Вы приобрели сразу двух учеников, но пока на этом надо остановиться; посмотрим, что будет дальше.

7

Внимание Кербалая

Новостей долго ждать не пришлось. Через неделю Файзулла Шамурзин привез мулле такие подарки, что о них заговорил весь Керманшах. По слухам, мулла назначил свадьбу Зары и Файзуллы на праздник байрам, который должен был быть в июне, через два месяца. Алимджан уговаривал Зару оставить дом отца и быть его женой. Девушка со дня на день откладывала разговор с отцом. Она опасалась открытого убийства любимого человека. Они продолжали видеться каждую ночь, и всякий раз Алимджан рисковал жизнью. Несколько раз в него стреляли из садов, когда он возвращался домой. Нередко какие-то тени скользили вдоль дувал за ним и провожали его до самого дома. Алимджан похудел, и в глазах его появилась мрачность. Правда, к его двум ученикам прибавилось еще три, но мысль о Заре не давала ему покоя. Он работал целыми днями. Азиатское преклонение учеников перешло в преданность. Они поглощали учебники на мусульманском языке и торжественно поклялись Алимджану закончить свое образование в России. Они хотели продолжать его дело. Как-то днем, во время урока, к дому начальника милиции подъехали двое пожилых киргиз. В поводу они привели пять туркменских жеребцов с такими сухими ногами, что от скакунов не отказался бы любой эмир. Старики вошли в дом, и старший из них сказал: