Александр Сытин - Мертвые всадники

Киргизам предстояло принять участие в состязании, и дело шло о чести всего рода. Закончив свое сообщение, вестник робко шагнул вперед и сказал:

— Кроме всего этого, у меня есть дело, .которое касается твоей личной чести. Невеста твоего приемного сына жива. Ее прятали по кишлакам, но сейчас она в Керманшахе. Если ты опоздаешь, и нас победят на улаке, то будет плохо. Никто не отдает замуж девушку за битого. Поэтому, как только придет Байрам, ее отдадут замуж за Файзуллу Шамурзина. Ты делал подарки, посылал сватов, но род Чуназов потеряет свою невесту. Так говорит Алимджан.

С этими словами вестник поклонился и вышел.

Кербалай созвал стариков рода на совещание.

Всю ночь и половину следующего дня они думали, кого послать на поле от рода в роковой день. Перед вечером следующего дня Джай-лау опустело.

Молодые и старики с дикими, необъезженными конями в поводу тронулись в Керманшах.

Трехдневный путь по горам, способный убить европейца, только утомил отборную молодежь, ехавшую защищать честь рода.

Впереди всех был крепкий, как дуб, Кербалай.

На четвертый день они были уже в окрестностях Керманшаха. Слегка осунувшиеся и утомленные всадники с изумлением смотрели на удивительное зрелище. Вся степь была усеяна народом. По дороге стояли зеленые арки. В поле чай-ханщики расставили бесконечные столы, и дым от шашлыка уходил далеко в степь.

Через два часа должен был прибыть отряд Кур-Ширмата.

Вдоль дороги шеренгами стояли войска, а позади них скромно темнели ряды стрелков Кербалая. Дальше уже начинались пригородные сады. Огромные столы для гостей ломились от плова и мяса.

Грянул оркестр, и толпа загудела.

На коне с серебряной сбруей показался гордый Кур-Ширмат. Он выглядел, как эмир. На белоснежной чалме алмазной пряжкой был приколот высокий султан из перьев. Золотой парчевый халат сверкал на солнце. Слегка приподнявшись в седле, он надменно оглядывал толпу. По бокам от него в красных чалмах, расшитых золотом, ехали суровые афганцы. Дальше непрерывным потоком тянулась конница. Люди эмира, пришедшие с Кур-Ширматом, били в бубны и пели боевые песни.

Разукрашенные сбруи лошадей стучали серебряными украшениями, подвесками и разноцветными бусами. Наконец, весь отряд в тысячу человек проехал к садам и спешился. Войска садились вперемежку с гостями.

Скромные горцы, прибывшие с Кербалаем, были поражены пышностью врагов и великолепием праздника. К Кербалаю подъехали Алимджан и начальник милиции. Оба отряда киргиз соединились. Кербалай поцеловал Алимджана и крепко пожал руку начальнику милиции. Кербалай начал расспрашивать их об улаке. Они поехали вперед, и начальник милиции показал рукой в поле. Только во второй раз на своем веку Кербалай видел такие большие приготовления к играм.

Уже три дня, как несколько тысяч народа съехались сюда на арбах. Любопытные жили тут четвертый день, чтобы в день улака быть ближе к полю. Вместо „здравствуй", люди говорили друг другу:—байга! (скачка) — улак!

Границы поля были обозначены красными флагами. Кербалай грозно нахмурился, повернулся к Алимджану и сказал:

— Завтра, если мы победим, прямо с этого поля мы поедем сватать твою невесту.

Алимджан расцвел в улыбке.

С края поля поднималась большая скала. Там заседали старейшины, и Кербалай послал туда вестника.

Не дожидаясь ответа старейшин, Кербалай повел отряд в отведенную курганчу (огороженное место). Плотно пообедав, все завалились спать, а Алимджан вместе с начальником милиции поехал по городу. Их встретил посланный Кербалая и сообщил им решение старейшин: они разрешили допустить сто человек от киргиз, сто человек от гостей и двести человек от горожан. Далее вестник рассказал, что во главе гостей будет сам Кур-Ширмат. Горожане выбрали Файзуллу Шамур-зина. Вестник прибавил, что он сообщил старейшинам об избрании Кербалая.

Друзья повернули коней и поехали мимо шумного лагеря гостей. Там шли лихорадочные приготовления к завтрашней схватке. Афганцы и узбеки эмира осматривали коней, сбрую, подпруги и проверяли каждую пряжку.

Какой-то афганец, сидя на лошади, поднял ее на дыбы и заставил ее пройти на задних ногах шагов двадцать. Гул одобрения пошел по всему лагерю. Городские наездники проезжали мимо на туркменских жеребцах, воспитанных для улака.

Файзулла Шамурзин насмешливо поклонился Алимджану, но великан холодно отвернулся, и Файзулла заскрипел зубами от ярости. Он с ненавистью посмотрел вперед на высокий глиняный дувал, за которым дико ржали кони. Там был Кербалай.

День перевалил за полдень, и оба друга хотели заехать в чай-хану, чтобы пообедать, как вдруг из толпы вышла женщина.

Она была закутана, как все узбечки. Лицо ее было закрыто чимбеттом, она подошла к коню Алимджана и подала записку. Он не успел опомниться, как она исчезла в толпе. На клочке бумаги по-узбекски было написано:

Мой любимый. Победи и будь жив... Целую тебя...

Твоя Зара.

Алимджан спрятал письмо и вошел в чай-хану. Начальник милиции отговорился и скоро ушел, и великан сидел и думал. Однако он знал, что увидеть ее сегодня невозможно, и с тяжелым сердцем отправился в курганчу.

Киргизы спали прямо на земле. Начальник милиции и Кербалай растянулись на попонах. Для Алимджана на земле было разостлано одеяло, и вместо подушки в головах лежало седло. Часовые охраняли спящих.

Алимджан позвал Кербалая.

Я не сплю, — отозвался глава рода.

— Кербалай, кого ты называешь батыр? (богатырь)—спросил Алимджан.

— Того, кого чтит народ, — не задумываясь, ответил Кербалай. И тут же прибавил киргизскую словицу: — Народ свят.

— Я кого будет чтить народ? — снова спросил Алимджан.

— О-ох! Алимджан, — отвечал Кербалай, — того, кто завтра будет победителем на улаке. Но Алла-Акбар, мы не отдадим врагам нашей славы.

— Отец, — тихо сказал Алимджан. — Горожане выбрали Файзуллу Шамурзина.

— Кысмет (судьба), — вздохнул Кербалай. — Значит, мы имеем на двести врагов больше. Спи. — И он опустил голову на седло.

10

У л а к

Перед Кербалаем на конях выстроились сто человек всадников. Это был цвет племени каракиргизов. Старики допустили только самых честных, сильных и смелых. В числе ста были также Алимджан и начальник милиции. Надо было ехать на поле. Кур-Ширмат и Файзулла промчались со своими отрядами, но Кербалай не спешил. Он поднял голову и осмотрел всех.

— Если кто из вас боится, пусть уйдет. Иншаллах. Я не буду смеяться.

Глубокое молчание и каменная неподвижность всадников были ответом. Кербалай кивнул головой и тронул лошадь.

— Что ж, поборемся, — пробормотал Алимджан своему другу, сжимая бока огромного вороного коня. Из диких коней, которых привел с собой Кербалай, выбрали сто. Необъезженные кони ржали и рвались во все стороны, но могучие всадники сдерживали их в рядах. Молчаливые всадники на разъяренных конях шагом тронулись по улице.