Александр Сытин - Мертвые всадники

— Я боюсь за наших гостей, — сказал Алимджан.

— Ну вот еще! Поймай волка в горах, — насмешливо сказал джигит и пригнулся к седлу.

Кони полетели, как птицы. Через полчаса беглецы поехали шагом, чтобы дать вздохнуть коням, и далеко в стороне джигит заметил всадников. Они махали руками и что-то кричали. Скоро они приблизились. Это были трое учеников

Алимджана. Они были на плохих лошадях, и один из них был весь залит кровью.

— Учитель, — медленно сказал раненый. — Наши отцы попрятались, но их, наверное, убьют. Они приказали нам ехать к Кербалаю. Для них не было лошадей. Нас догнали, и остальных двух убили. Мы решили остановить тебя, чтобы ты отомстил. Поезжай, а то ты тоже погибнешь. Наши лошади никуда не годятся, и, кроме того, мы их совсем загнали.

Начальник милиции повернулся к Алимджану и с улыбкой сказал:

— Если мы оставим их здесь, то из наших молодых ученых басмачи приготовят котлетный фарш.

— Кроме того, мы будем опозорены, и нам незачем будет ехать к Кербалаю,—ответил Алимджан.

Начальник милиции кивнул головой и приблизился к раненому. Он достал бинты, ловко и заботливо наложил повязки на голову и плечо раненого, а потом приказал молодым людям сесть позади на лошадь джигита, Алимджана и свою.

В Туркестане часто ездят вдвоем,, но теперь, когда за плечами была погоня, юноши стали отказываться. Начальник милиции побледнел, и глаза его стали прозрачными от бешенства. Молодые люди торопливо исполнили приказание, и шесть всадников на трех лошадях торопливо спустились на дно глухого оврага. Начальник милиции прекрасно знал местность и потому ехал впереди.

Они ехали весь день, и уже стемнело, когда овраг окончился, и они выбрались на ровное место. Начался кустарник. Ветви орешника задевали всадников по коленям, иногда копыта коней звенели по камням, и слышался плеск воды. Алим-джан не мог понять, как начальник милиции угадывает направление в такой тьме. Около полуночи из темноты впереди раздался окрик:

— Ким? (кто).

— Чуназ,— отвечал начальник милиции, назвав род Кербалая, но из темноты с грохотом засверкали выстрелы, и прямо на беглецов затопотали всадники. Начальник милиции, джигит и Алимджан стали стрелять, и, как показалось Алим-джану, удачно. Потом все трое круто повернули вправо и помчались во весь дух. Лошади изнемогали. Пули летели роем. Через несколько минут бешеной скачки навстречу послышался топот. Беглецам терять было нечего. — Кербалай! Кербалай! — закричал начальник милиции, оборачиваясь и стреляя в преследователей. На этот раз он не ошибся. Это были киргизы. Они подъехали, и погоня отстала где-то во тьме.

— Жив ли приемный сын Кербалая? — раздался в темноте звонкий голос. — Мы спешили к нему на помощь.

— Я здесь, — отвечал Алимджан.

— А твой друг?

— Спасибо за память, — со смехом сказал начальник милиции.

Беглецов окружил отряд человек в пятьдесят, и кто-то, подъехав вплотную, крепко пожал всем руки. Учеников пересадили на запасных лошадей, и все тронулись в горы.

8

Любители оружия

За три дня они поднялись выше ореховых лесов и миновали кустарники.

Начались луга. Высоко в небе громоздились ледники. От них несло таким холодом, что приходилось надевать кожух, когда сверкало летнее солнце. Иногда дорогу преграждали серые или красные гранитные скалы. Отряд растягивался гуськом, сворачивая между обломками. На поворотах неожиданно открывались горные озера. Нередко зеленая глубокая вода была окружена белой рамой снега и льда. Здесь никогда не ступала нога европейца. Озера не были занесены ни на какую карту. Глубину их нередко определяли несколькими арбами веревок. Вековые сосны уходили вверх, как средневековые башни. Они были покрыты седыми клочками моха. Кони и всадники казались маленькими, когда объезжали вековых стариков. Алимджан жадно оглядывался во все стороны, и ему казалось, что он когда-то уже был здесь и все это видел.

На седьмой день перед вечером подъехали они к становищу.

— Эгга! — радостно закричал тучный киргиз, выбегая из юрты.

Это был сам Кербалай. Он обнял начальника милиции, потом Алимджана и приказал зарезать двух баранов и принести два чанача бузы (два меха браги). Согласно обычая, Кербалай не задавал гостю вопросов, а рассказывал о себе. Начальник милиции слушал рассказы о новой жене, которую ему тут же и показали, о выгодной продаже баранов, о хорошей траве на пастбищах, и непривычная ласковая улыбка освещала его бронзовое чеканное лицо.

Вечером после ужина глава рода задумчиво тянул кумыс и глядел на перебегающие искры костра. Алимджан встал и торжественно протянул руку над огнем.

— Отец, у меня есть душман (заклятый враг),— сказал он.

— Ким? (кто) — тревожно спросил Кербалай.

— Басмачи,— ответил Алимджан. — Они убили двух моих учеников, они оскорбили мою невесту и положили на ее нежные руки черные пятна, они хотели несколько раз убить меня! Отец, басмачи везут из Бухары винтовки для Кур-Ширмата. Четырнадцать дней, считая сегодняшний, они прошли мимо Ташкента.

Теперь Кербалай вскочил на ноги.

— Ничь? (сколько).

— Ка-ра-в-а-н,— раздельно выговорил Алимджан.

Тучный Кербалай дрожал от нетерпенья. Начальник милиции сидел неподвижный, как статуя, но глаза его сверкали. Алимджан рассказал все.

— Эй! позвать караванбаша Юсупа.

Кербалай хлопнул в ладоши, и старый караванбаши, низко поклонившись, вошел в юрту и сел.

— Юсуп бай,—сказал Кербалай. — Я даю тебе в Бухаре караван. Веди его в Фергану так, чтобы не встретить ни одного русского. Закрой твои глаза и скажи нам дорогу, по которой ты идешь.

— Кербалай, я пойду к Ташкенту. Никто не будет думать, что я тут. Тогда я сверну на горы и в четыре дня перевалю в Фергану.

— Юсуп, скажи, где боялся бы ты врага? — спросил начальник милиции.

— После первого перевала плохая дорога. Там, над большой пропастью, на целый чакрым (звук-человеческого голоса) тянется деревянная дорога Колья вбиты в скалу. Если там будет засада, верблюды испугаются и попадают в пропасть. Но я могу пойти по другой дороге. Я подымусь еще выше, где очень много снега, и пройду по льду горного озера. Мало кто его знает. В пять лет один раз там проходят люди. Иногда только барантачи (разбойники) по этой дороге гонят к Ташкенту скот.

Тут снова заговорил Кербалай:

— Юсуп, четырнадцать дней назад ты вышел С караваном из Бухары. Скажи, когда ты будешь на перевале?

Юсуп долго думал, загибая пальцы и качая седой остриженной головой.

— Раньше, чем послезавтра, я не могу,— наконец, сказал он.

— Я хорошо знаю места, о которых ты говоришь, Юсуп, — сказал Кербалай, — но ты человек мудрый и потому поедешь с нами.

Юсуп поклонился и вышел из юрты, а Кербалай приказал приготовиться к утру для дальней дороги всем пастухам и охотникам. Когда ложились спать, он сказал Алимджану: