Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Верните, голубчик, эти проклятые деньги… эти шестьсот долларов… Ведь кровные ж… других нету…

— Детишкам на молочишко? — насмешливо напомнил я.

— Так это ж Голоскухин говорил, это ж проклятый человек, дай ему бог постыдной смерти. Это он меня на вас посылал… Разве ж я сам…

Вид сыщика с перекошенной от жадности и лицемерного почтения физиономией был омерзителен.

— Как же ты, братец, о начальстве так? А где же присяга, солидарность товарищеская?

— Смеетесь надо мной, и верно. Сволочь я и дрянь, что с таким подлецом, как капитан, против вас пошел. Не учел силы, не понял разницы. Он что, тьфу, — Литовцев плюнул, — мошка, а вы ж орел, вон за ручку с высокими генералами здороваетесь, на приемы к ним ездите. Евгений Александрович, не губите, богом прошу, ни слова обо мне в высоких сферах, а доллары, шестьсот штук, верните. На что вам очи? Вы их тысячами загребаете…

— Хорошо… дам, — глядя на подлую рожу сыщика, сказал я.

— Голубчик, благодетель, ручку вам поцелую, век бога молить буду… — расплываясь от радости, забормотал Литовцев.

— Сорок копеек!

— Чего сорок? — видимо не расслышав, озадаченно переспросил Литовцев.

— Дам сорок копеек — и то не царскими, а украинскими грошами, сукин ты сын, — разглядывая растерянное, с вытаращенными глазами лицо сыщика, издевательски рассмеялся я.

Секунду-другую он беззвучно шевелил губами, тараща на меня округлившиеся глаза, затем тихо, но уже серьезно произнес:

— Вот это уж напрасно, господин Базилевский. Литовцев, конечно, сволочь, Литовцев, конечно, мразь, и с ним можно так разговаривать. Однако Егор Литовцев еще кое на что годится, и в особенности тем, кого взяли на мушку ротмистр Токарский и капитан Голоскухин.

Я понял, что он прав. Я допустил непозволительную в моем положении оплошность. Этот продажный сыщик мог быть и полезен и опасен для меня.

— Ну, пошутил, отвел на тебе душу, Егор… как тебя по батюшке?

— Яковлевич.

— …Егор Яковлевич, за все то, что ты со своим капитаном позволил вчера по отношению ко мне, — напомнил я.

— Это естественно. Я б, может, сам то же бы сказал в сердцах, — с надеждой в голосе забормотал Литовцев.

— Но ты же понимаешь, Егор, что я не из тех людей, что верят слезам да причитаниям, особенно ж штатным пинкертонам, вроде тебя…

— Понимаю, ясное дело, Евгений Александрович. Я вам душой и телом служить буду.

— Ты не дурак, Егор Яковлевич, понимаешь с полуслова, служи мне душой, телом не надо, — пошутил я, — и твои шестьсот долларов вернутся к тебе…

— Мне б их поскорей, Евгений Александрович, — вставил Литовцев.

— Скоро только блох ловят, а деньги, да еще такие, надо заработать.

— Это точно, но я их отслужу честью, — пообещал он.

— Тогда получишь, почтенный Егор Яковлевич, не только шестьсот, а и еще кое-что…

— …детишкам на молочишко, — пошутил осмелевший сыщик.

— А теперь получи вот авансом, в счет будущего, сорок… нет, — поправился я, — пятьдесят долларов, а ночью, после двенадцати, зайди сюда с докладом… А сейчас мне надо к его превосходительству генералу Шатилову, — важно объявил я.

— Слышал, слышал, Евгений Александрович. Важная это особа, используйте ее против ротмистра, — снизив до шепота голос, сказал Литовцев. — Этот самый Токарский зуб на вас точит, ну, да, имея Шатилова и его родню за плечами, бояться вам нечего.

Он спрятал пятидесятидолларовую ассигнацию в боковой карман, вежливо улыбнулся и, сказав: «В двенадцать буду как из пушки», — ушел.

Этот прохвост, по-видимому, уже все знал об иностранцах и о благосклонном ко мне отношении Шатилова.

— Непорядочная личность, сразу видно, что хам! — приоткрывая дверь, определила моего гостя хозяйка. — И уж напрасно, — это, конечно, не мое дело, Евгений Александрович, — но давать такому типу доллары… — она покачала головой.

— Дорогая Клеопатра Георгиевна, человек, которого вы называете «типом» и «хамом», принадлежит к царской фамилии.

Вдова капитана первого ранга раскрыла от изумления рот, ее маленький лоб покрылся пятнами.

— Как? К дому Романовых? — наконец произнесла она.

— Именно. Это незаконный сын почившего в бозе императора Александра Третьего.

— А мать? — подавшись вперед, с любопытством спросила офицерская вдова.

— Цыганка из хора. Знаменитая красавица Стеша… женщина редкой красоты… Царь был от нее без ума, и вот… в результате — ребенок…

— Ка-кая романтичная история… А я-то не поняла… Слышно ведь урывками… Вы, голубчик мой, Евгений Александрович, познакомите меня с ним?

— Как-нибудь, как-нибудь, только, — я поднес к губам палец, — тайна. Вы ж понимаете, он единственный претендент на всеросийский престол, остальных убили большевики, ему надо всего и всех опасаться. — Я снова поднял палец. — Пока опасаться, ну, а когда все кончится и он взойдет на престол… — я сделал торжественный жест рукой. — Но… ни-ко-му, понимаете, ни-ко-му…

Вдова усиленно заморгала глазами и перекрестилась.

— Клянусь!

— Дело в том, что и большевики и монархисты, сторонники Кирилла и Николая Николаевича, охотятся за ним… Нам надо сохранить наследника престола, — патетически закончил я.

— Господи, помоги ему! — еще раз перекрестилась вдова капитана первого ранга. — Ах, как это интересно, просто Рокамболь или Дюма! Пойдемте пить кофе…

— Салам, книаз, издравствуй, пожалуйста, — приветствовал меня с козел Гасанка. Лицо его сияло свежестью, лоснилось от сытой жизни, глаза светились веселым лукавством. — Как здоров, книаз? — откидывая полость, восхищенно спросил он.

— Ничего, жулик, хорошо живу, разбойник, — усаживаясь на мягкое сиденье, ответил я.

— Ах-пах-пах… Зачем говорил такой кислый слова… Нехорошо… Гасан тибе любит, книаз… Куда будим поедит?

— Гасан мошенник, он деньги любит. Гасану не кислый слово, а палкой по башке надо дать. Ты зачем продал меня, «разбойник?

— Начальник сказал: «Поезжай, молчи, башке секим будем, если книаз скажешь…» И что сделаешь? Гасан — извозчик, его только лошадь боится.

— Ладно, поезжай прямо, а там разберемся.

— Якши, книаз, это хорошо слово… Это Гасан любит.

Татарин присвистнул, причмокнул, и лошади понеслись.

— А я это русски баб сё знаю… — полуоборачиваясь ко мне с козел, подмигнул Гасан.

— Какой «баб»?

— Твой баб, который автомобил ехал. Ха-роший баб… Тыщу рублев стоит.

— И что ж ты узнал?

— Его муж нету, его деньги мало есть. Твое дело, книаз, легкий!

— Чем легкий? — улыбнулся я.

— Легкий. Деньги, фаэтон поезжай, хороший ужин «Гранд-отель» корми. Тыща рублей дай, тебе спать пойдет.

— Ну и дурак ты, Гасан! — обозлился я.

— Гасан умный, Гасан верный слова говорит, — самодовольно изрек татарин и, подобрав вожжи, гикнул на лошадей.