Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Это интересно.

— А что интересного?.. Но перейдем к делу, Вы, конечно, догадываетесь, что мы знаем, кто вы, ваше социальное положение и прошлое. Не скрою, что в другое время я лично воздержался бы от знакомства с вами, но сейчас… Нас окружают сотни таких субъектов, в сравнении с которыми вы агнец и невинный ребенок… Значит, нечего думать об условностях, надо извлекать пользу из обстановки. Сейчас вы нам нужны, и мы оберегаем вас. Делайте, что поручено…

— А потом? — осторожно спросил я.

— А потом — не знаю. Потом полагайтесь на себя и свои способности. Думаю, — Артифексов рассмеялся, — скоро мы все, каждый из нас будет надеяться только на себя, на свои быстрые ноги и на личные качества.

Мы оба помолчали.

— А генерал знает обо мне? — осведомился я.

— Очень мало. Он не интересуется вами больше, чем надо ему для спектакля с иностранцами. Вами в гораздо большей степени интересуется госпожа Кантемир, подруга дочери генерала.

— Анна Александровна?..

— Именно. Когда я сказал ей, кто вы, не утаив сведений, полученных от Татищева, она всплеснула руками. До этого ей и в голову не приходило, что вы король по взломам сейфов и признанный гений игорных домов.

Я подавленно молчал.

— Не сокрушайтесь. Вы для нее просто экзотическая фигура. Интересный, необычный экспонат среди десятков серых, стереотипных, как две капли воды похожих друг на друга крымских беглецов. Однако мы заговорились, оставим это и перейдем к делу, — закончил Артифексов.

Мы быстро договорились о маршруте, по которому повезем гостей.

— В Бельбеке недолгий завтрак у «совершенно случайно» приехавшего туда татарского князька Туганбека. С ним будет и мулла. Ну, там удивления, расспросы, охи и ахи. Затем короткий отдых-завтрак в райоце Сапун-горы. И там встреча с народом, но уже русским. Церемония приблизительно та же, два-три протестующих голоса. Вариант, как видите, один и тот же.

— Кто будет протестовать и по какому поводу? — осведомился я.

— Двое из местного гарнизона, изображающие пейзан.

— Однако вы откровенны.

— А как же! На карту ставится все, нам необходимы признание и помощь Европы. Что же касается приемов, то — а ля гер ком а ля гер . Мы для этой цели мобилизовали решительно все, от царских сановников до титулованных проституток и европейски известных проходимцев.

Спустя десять минут я попрощался с Артифексовым. Он проводил меня до дверей и пожелал успеха. Этот человек мне был по душе, в нем было что-то, что роднило его со мной.

Я вышел на улицу и посмотрел на часы. Было около двух — время обеда и размышлений о завтрашнем дне. Я вошел в «Савой» и прошел в залу. Это был самый дорогой ресторан, здесь за обед из трех блюд и обязательной бутылки шампанского и ликера к кофе брали пять с половиной долларов или же кипу обесцененных крымских ассигнаций.

Пообедав, я вышел на улицу. Я был сыт, свеж и готов к посещению моих подопечных иностранцев. Едва я отошел шагов на двадцать от ресторана, как из подъезда одного из домов вышел ротмистр, окликнул меня и, делая рукою знак остановиться, подошел ко мне. С другой стороны улицы к нам приблизился человек в штатском и остановился рядом со мной.

— Алло, почтенный сэр, — сказал ротмистр. — Вы пообедали, выпили бокал-другой вина и теперь расположены поговорить со мной. Кстати, и я жажду такой встречи… Куликов, — повернулся он к молча стоявшему штатскому, — фаэтон.

— Сию минуту, — ответил тот, махнул платком, и из-за угла показался Гасанка важно сидящий на козлах. Татарин был великолепен, сиял улыбкой и блистал белыми зубами.

— Салам алейкум ищо раз, книаз! — веселым голосом крикнул он.

Мы сели в фаэтон, рядом с Гасанкой на козлах уместился Куликов, татарин взмахнул кнутом, и фаэтон рванулся с места.

— Как ваше драгоценное здоровье, мошенник? — ротмистр ласково улыбнулся.

— Неплохо, грабитель, — еще учтивее ответил я.

— Вы что, давно не получали по роже?.. Так получите. Даю слово благородного офицера, — свирепея, заговорил ротмистр.

Я промолчал, отвернувшись от него. Улицы были полны пароду, шума, движения.

— На этот раз ваши номера не пройдут, господин липовый барон. Мы изобьем вас, как Сидорову козу, в контрразведке, вышибем все зубы, а затем передадим обратно в сыскное, капитану Голоскухину, который имеет с вами счеты… Вам понятно, барон, что ожидает вас у…

— Оба вы мошенники, и по обоим плачет веревка, и оба грабители, и оба просчитались.

— Интересно… Неужели вы думаете, что вчерашний фарс с переодеванием спасет вас? Помните, жулик, ваши статисты уже высланы из города, все эти Попандопулы и эстрадные раввины… Вы одиноки, вы в наших руках.

— Приехали! — доложил с козел Куликов.

И я опять очутился в том самом доме, где находились сыскное отделение, контрразведка, тюремные казематы и закрытая забором площадка со стоящими у ворот и дверей часовыми.

— Видите, барон, как дорого может обойтись паршивый золотой портсигар, когда жадность затмевает рассудок? Надеюсь, он с вами, я получу обратно мою вещь? — с изысканной вежливостью поинтересовался ротмистр. — А сейчас я… — начал он но замолк.

Дверь одной из комнат распахнулась. В ней стоял полковник Татищев.

— А-а, милейший! — сказал он. — Я вас, ротмистр, по всему городу ищу, а вы, оказывается, здесь. Вы зачем тут, господин Базилевский?

Лицо ротмистра изменилось. Я понял, что в его планы не входила встреча с начальством.

— Да… видите ли, тут дело одно надо…

Я перебил его:

— Ротмистр, арестовал меня, и, насколько я понял из его грубой ругани, именно за то, что я взял вчера у него мой портсигар.

— Неужели? — удивился Татищев. — Это правда? Войдите оба ко мне.

Он закрыл за нами дверь и вопросительно взглянул на ротмистра.

— Это не так, господин полковник, портсигар не играет здесь никакой роли. Дело в том, что…

— Что? — повторил Татищев.

— …в том, что это опасный преступник, как я выяснил, связанный с подпольем крымских большевиков. Все эти многочисленные мандаты и паспорта — румынский, греческий, итальянский и другие — прикрывают его личину. На самом же деле это агитатор и комиссар, поэтому я и арестовал его.

— Факты? Дайте факты, доказательства — и мы возблагодарим господа и вас за избавление Крыма от столь опасной личности: — Полковник иронизировал.

— Завтра к вечеру у вас будут все точные доказательства.

— Не извольте трудиться, ротмистр. Завтра к вечеру вы уже будете с маршевым батальоном на фронте. Арестовывать, вести следствие и добывать факты вам не придется. Вы уже не офицер контрразведки. Вот приказ, — беря со стола бумагу, произнес Татищев.

— Как так? — побледнев, спросил ошарашенный ротмистр.

— Очень просто. Слушайте, я прочту его вам. Кстати, вам надлежит расписаться на нем. — И он внятно прочел: — «Ротмистра Токарского С. С., прикомандированного к отделу контрразведки второго управления штаба Крымской Добровольческой русской армии, ввиду ряда неблаговидных поступков, порочащих честь и мундир офицера, исключить из списков военнослужащих штаба и второго отдела. Откомандировать с первой же отходящей на фронт маршевой ротой в качестве рядового, не лишая его офицерского чина. Доблестные подвиги и геройство на фронте помогут ротмистру Токарскому смыть позорящие его проступки, совершенные на службе во втором отделе. Генерал-лейтенант Шатилов», — медленно и с ударением прочел подпись Татищев. — Из этого ясно, милейший, что вы уже не офицер контрразведки, что арестовывать, вести дознания, предавать суду или, — он поглядел на все еще не пришедшего в себя ротмистра, — добывать факты и до-ка-за-тельства не имеете права. Распишитесь на обороте этого приказа и готовьтесь к отбытию сегодня же на фронт, — подавая онемевшему ротмистру бумагу, закончил полковник.