Анастасия Акулова - Из огня да в полымя

— Позвольте пригласить на танец безусловную королеву этого бала. — Льстиво и сладкозвучно произнёс он.

Я смущённо опустила на миг длинные ресницы, слегка порозовев (невероятно полезное умение), а после грациозным движением вложила ладонь в его руку, подавляя омерзение.

Я светло и мечтательно улыбалась, жестоко борясь с собой, а зал сиял тысячью огней, глаза партнёра алчно и пугающе мерцали, и сладкозвучно пела скрипка…

Отбросив лишние мысли под сотней устремлённых на меня взглядов, я плавной походкой вышла почти в самый центр зала. Ощущение времени растворилось с первыми нотами, и вся эта шумная комната, эти люди — тоже. Осталась только музыка — переменчивая, проникающая в кровь, как наркотик. Дурманящая, сладкая и горькая одновременно, она заполнила собою каждую клеточку тела. Звучит, как романтический бред, правда? Но в данный момент я была как никогда далека от романтики: страшные чувства от омерзения до жгучей ненависти одолевали меня, как демоны грызли изнутри при взгляде на этого столичного красавца, богача и франта, о браке с которым мечтают многие аристократки нашего королевства. Мечтают, несмотря на то, что он — одна из самых мерзких тварей, которых мне доводилось видеть (а видела я их немало).

Улыбаться, кокетливо взмахивать ресницами, бросать мимолётные томные взгляды было как никогда тяжело, словно поле в одиночку перепахать. Казалось, что эта маска на моём лице вот-вот пойдёт трещинами, как разбитый фарфор, но нет.

Он уверенно вёл меня в танце, осыпая искусными комплиментами, при этом внимательно изучая взглядом, словно разгадывая какую-то тайну. Впрочем, нетрудно понять, какую, на то ведь и был расчёт. Но когда все его осторожные попытки узнать, кто я такая, не дали результата, всё-таки не выдержал:

— Право, я теряюсь в догадках. Здесь все знают, кто скрывается под той или иной маской, и только вы остаётесь загадкой. Неужели я мог раньше не замечать вас, раз уж мне не знаком ваш голос?

— Почему бы и нет? Не можете же вы знать всё. — Улыбнулась я.

— Раньше мне казалось, что могу. — Вроде бы даже вполне серьёзно ответил он, с улыбкой добавив: — Тем более, когда дело касается таких красавиц…

Следуя танцу, меня легко, как пушинку, подняли и покружили так, что мир перед глазами завертелся надолго.

— Почему вы думаете, что я красива? — Едва переведя дух, игриво поинтересовалась я, поправив выбившийся локон. — Ведь моего лица вы не видите.

— Достаточно вашей фигуры, голоса, волос, манеры поведения, чтобы не сомневаться. Вы очаровательны. — Тоном опытного искусителя прошептал он, почти касаясь губами уха. А в глазах горел азарт, как у игрока.

Меня передёрнуло, но это можно списать на дрожь волнения. Земля уходила из-под ног — я летела в пропасть. И улыбалась при этом, словно не падаю, а лечу. Потому что так надо.

— Вероятно, вы при дворе не более полугода? — Продолжал допытываться герцог, — И, тем не менее, столь прочно завладели вниманием его высочества, что он с вас глаз не сводит. Занятно. Впрочем, понять его совсем нетрудно. — Изучающий взгляд, ещё раз обстоятельно прошедшийся по мне, стал откровенно похотливым. На лице герцога прямо-таки крупными буквами значилось: «Хочу. Заверните», и он даже не пытался этого скрыть. Действительно, с чего бы ему, если многим светским красавицам льстит такое внимание с его стороны?

— Судя по вашему молчанию, у меня нет никакой надежды сегодня узнать ваше имя, увидеть ваше лицо? — Не унимался он.

— На то и существуют маскарады, чтобы хранить тайны. — Вывернулась я.

Он довольно улыбнулся, явно не ожидая и не желая другого ответа. Те, кто слегка помешан на идее всезнайства и абсолютной осведомлённости, в глубине души не любят быстрые разгадки.

— Вы жестоки. — А, и правда что. Из нас двоих жестока именно я, ага. Действительно, десятки сожжённых ведь не идут ни в какое сравнение с моей жестокостью. — Но в этом дворце, где даже у стен есть глаза и уши, все тайны недолговечны. Тем более для меня. — Едва удержалась чтобы не фыркнуть. Самомнения этой сволочи точно не занимать.

— Вот как? — Выгнула аккуратно подведённую бровь, — Я бы даже не расстроилась, если бы вам удалось меня так удивить.

— Думаю, что не разочарую вас… если в награду пообещаете поцелуй. — А вот это уже дешёвые приёмы. Но теперь герцог смотрел на меня почти влюблённо — видимо, зелье уж начало действовать.

Танец закончился, и, присев в реверансе, я многообещающе кивнула партнёру, после чего, взмахнув веером, скрылась среди пёстрых платьев других дам.

Чёрт, а это может быть весело. Интересно поглядеть, кто ловчее и влиятельнее: принц, ради создания ореола тайны тщательно скрывший на сегодня даже «моё» дворянское происхождение, или всё-таки герцог Кенигстон, чья власть здесь тоже почти безгранична. Время покажет, а пока я могу быть довольна собой: первый ход сделан вполне успешно.

Когда-то мне повезло научиться играть на арфе (учёба была долгой и трудной, но лучшего развлечения в кочевой жизни не найти), однако теперь я это везением не считала, ибо его высочество решил удивить всех «талантом прекрасной незнакомки», совершенно не поинтересовавшись, умею ли я хоть что-нибудь из того, чем можно развлечь публику.

В течение всего бала он старательно привлекал ко мне внимание, причём вроде бы невзначай: следил за мной долгим влюблённым взглядом, рассыпался комплиментами, удивительно мастерски изображая безумно влюблённого и не танцуя ни с кем, кроме меня. И тем не менее, я уже не сомневалась, что зелье на него не действует. Зато его нехитрая стратегия очень хорошо сработала: всё внимание было приковано ко мне, в том числе и внимание герцога, который теперь тоже вертелся рядом. И пока эти двое петушились, упражняясь в соблазнении меня и красноречии, я имела честь наблюдать, как толпа поклонников, окружавших меня ранее, медленно и не теряя достоинства постепенно эмигрировала в другие части зала.

Его высочество Вейсаллас оказался на удивление хитрым: о том, что я «дочь барона», герцог так и не узнал, и, вполне натурально изображая кровавую войну за моё внимание, принц сделал всё, чтобы распалить интерес ко мне герцога, которому впервые не удалось узнать что-то о ком-то из придворных. Теперь вот это.

— Кому как не мне знать, как завораживающе вы поёте. У вас голос сирены. — Пресёк его высочество мою попытку отвертеться.

Ну ладно, чёрт с тобой…

Перебирая струны, я лихорадочно размышляла, что бы такого спеть, если большинство известных мне песен — о ведьмах, где они невинные жертвы. Руки так и чесались исполнить кабацкую песенку о пьяной «ночной бабочке» назло принцу. Жаль, что нельзя, да и инструмент не подходит. Сосредоточившись и собравшись с духом, спела другую: