Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

— Мы говорим о разных вещах. Ты имеешь в виду отдельного человека, а я говорю о решении собрать всех находящихся в АЛ немцев в самостоятельный взвод. Приняв такое решение, мы чуть не нанесли тяжелый урон не только себе. Как теперь выясняется, мы сослужили плохую службу и немецким перебежчикам. Большинство из них честно сражается против фашистов, и их положение не станет лучше от того, что мы посеем в наших людях недоверие к ним.

Юлиан бросил окурок на землю и затоптал его. Он нетерпеливо ждал ответа.

— Понимаю, — произнес, немного помолчав, Ганич. — Я, наверное, потому не стал ломать себе над этим голову, что Курц и весь его отряд захотели уйти от нас. Они пожелали присоединиться к партизанскому отряду майора Горы.

— А что говорит на это Гора?

— Он возьмет их с собой, когда мы разделимся. У него большие потери, и ему необходимы люди. Что касается Курца, то Гора о нем знает все, то есть столько, сколько мы сами о нем знаем.

Разговаривая, они дошли до опушки леса. Юлиан уселся на штабель бревен, приготовленных к вывозу. В деревне залаяла собака, кто-то прикрикнул на нее. На одном из дворов позвякивали ведра.

— Ну хорошо, пусть они уходят, — согласился секретарь после короткого размышления. — Гора умен, отряд у него небольшой, может быть, там подозрения скорей развеются. Мне кажется, что Курц человек колеблющийся. Очень может быть, что в Эвине он работал на два фронта. Очевидно, ему показалось, что противник вас одолевает. Не исключено также, что фашисты именно от него узнали о прибытии к нам немецких антифашистов.

Юлиан взмахнул правой рукой, как бы подводя под сказанным черту. Он вспомнил о другом немце, с честным, открытым сердцем, и на душе у него стало тяжело.

— Андре и остальные благополучно перешли границу, но об этом я тебе, кажется, уже говорил.

Ганич присел рядом с другом, вытянул свои длинные ноги.

— Я часто думаю, как они там справятся со своей задачей. Хорошо еще, что с ними Анатолий.

— Для них хорошо, а тебе его будет не хватать.

— И не только его. Мне до сих пор жалко, что немецкие товарищи не остались с нами подольше. Только парой слов и удалось переброситься. Пришли и ушли.

— Зато их след остался, — твердо заметил Юлиан. Он положил подбородок на руки и немного помолчал, прежде чем продолжить: — Сотни людей, жаждущих освобождения и скорейшего окончания войны, до сих пор говорят о них. Их листовки и газеты передают дальше в Радомско, Ченстохову, Пиотраков. Листовки ходят из рук в руки по деревням. У меня есть сведения, что среди населения, особенно среди немцев, много говорят об этих листовках. Многие верят этим листовкам, верят тем больше, чем больше свирепствуют фашисты, разыскивая эти листки.

Юлиан сунул в рот новую сигарету и стал искать в карманах спички. Найдя их, он задумчиво продолжал держать их в своих пальцах, не зажигая.

— Почему ты рассказываешь об этом только теперь? — спросил Ганич. — Это следует обсудить в нашей бригаде. Нам это тоже поможет.

Секретарь обкома ничего не ответил. Он закурил наконец сигарету и задумчиво уставился прямо перед собой в пустоту.

— Что случилось? О чем ты задумался?

Ганич, плохо видевший в темноте, не мог наблюдать за лицом друга и удивлялся его долгому молчанию.

— Зденек не вернулся с задания. Он распространял материалы наших немецких товарищей, — сказал Юлиан. Его обычно чистый голос звучал сейчас глухо. Он сдержанно продолжал: — Фашисты схватили его. Где и как, нам пока еще не известно, а может быть, мы никогда этого и не узнаем. Думаю, что он сам пошел с листовками в логово фашистов. Я его предупреждал, но, наверное, не слишком настойчиво.

— Это ужасно. — Ганич знал молодого человека не так хорошо, как Юлиан, но много слышал о его твердых подпольных связях и ясно представлял себе ярость фашистов, много лет доверявших ему. Он высказал свои опасения вслух: — Зденек очень много знал о нас. Они наверняка будут его пытать.

— Думаю, что его уже нет в живых. Они его забили до смерти, расстреляли или замучили. Но он не выдал нас ни единым словом. Гестапо и полиция до сих пор лихорадочно ищут, откуда появились эти листовки. — Юлиан хотел закончить разговор своим обычным жестом, но на этот раз рука не слушалась его. — Мы потеряли одного из самых ценных наших помощников. Зденек был боевым товарищем и хорошим другом. Понимаешь, Ганич, я никак не могу прийти в себя от этого.

Секретарь резко встал и повернулся лицом к деревне, в некоторых окнах домов которой еще мерцал слабый свет. Издалека доносились голоса. Товарищи, наверное, заждались их и не садились есть. Юлиан быстрым шагом пошел вперед.

— Ночи становятся холоднее, — заметил он вдруг. — Нужно подумать о зимних квартирах для бригады, а то как бы нас снег не прихватил.

— Как считаешь, это будет наша последняя партизанская зима? — спросил шедший за ним Ганич.

— Это будет зависеть в какой-то степени и от нас тоже. От тебя, от меня, от всех, кто борется за освобождение.

В течение целого дня, с рассвета и до вечера, вся группа «Андреас Хофер» была вынуждена пролежать в лощине у подножия поросшего густым лесом холма. Все ужасно страдали от жажды и жары. Неподалеку от них несколько раз проходили местные жители, направлявшиеся в лес собирать грибы или ягоды, проходили и лесорубы. И все это поневоле обрекло группу на долгое и мучительное лежание в густых зарослях. Поднялись они только тогда, когда в лесу все стихло. Взвалив на плечи снаряжение, они пошли дальше. Выйдя на лужайку, по которой тек ручей, они отдохнули, утолили мучившую их жажду и наполнили водой свои фляжки.

Между нижним течением речушки Кочинка, неподалеку от которой они находились, и их ближайшей целью — небольшим городком Клобуцк, насчитывавшим всего чуть больше десяти тысяч жителей, — километров на тридцать вокруг лежала ровная местность, на которой не было не только леса, но даже ни одной небольшой дубравы. Ближайший более или менее большой лесной массив находился ниже Клобуцка. На окраине города жил некий железнодорожник. Он был извещен о появлении партизан и ждал их прихода. Это был проверенный человек, путевой обходчик. Его-то и должна была разыскать объединенная группа польских и советских товарищей.

Поскольку местность до самого Клобуцка была открытой, преодолеть ее предстояло за одну ночь. От разведчиков Невойт узнал, что населенных пунктов на их пути нет, и потому решил сделать привал, так как поклажи у них было много и без отдыха обойтись было трудно. А чтобы хоть немного сэкономить время, Невойт решил часть пути проделать еще засветло. Однако стоило партизанам немного отойти от ручья и оказаться на открытом месте, как справа от себя они услышали какой-то металлический звон, какой обычно доносится из кузницы, однако нигде не было видно никакой постройки.