Юрий Нагибин - Новые приключения гардемаринов

— Мистика какая-то,— бормотал Никита.— Не мог этот листок далеко улететь…

— Может, он сгорел? — предположил Алёша.

— Оборони господь!

— Но мы-то, олухи! Нет бы раньше вспороть эту коробку! — негодовал Саша.— Вот она, брошь! — он вытащил из-под лопуха драгоценность.

В карете Брокдорф, извиваясь всем телом, освобождался от плаща. Потом с величайшим трудом достал из-за голенища нож…

— Вот тебе футляр! — Алёша протянул Никите коробочку.

Из разбитого окна кареты показалась исцарапанная, окровавленная рука Брокдорфа, она тянулась к факелу.

— А вот и записка, наконец! — Никита сел на траву, разглаживая на коленях шифровку.

В этот момент с громким воплем Брокдорф метнул в лошадей горящий факел.

Лошади заржали и рывком взяли с места.

Друзья бросились к карете, но было уже поздно, она неслась прочь от лагеря.

По луговине, петляя меж стогов, мчится карета без возницы. Лошади совсем обезумели, морды их задраны зубы ощерены, летит по ветру кровавая пена.

За каретой бегут наши друзья, бегут из последних сил.

— Стой! — кричит Саша, разряжая в карету пистолет.

Вслед за ним стреляет Алёша.

Но карета неуязвима для их выстрелов.

Лошади только убыстряют шаг…

Из разбитого переднего окошка кареты тянется рука Брокдорфа, пытающаяся распутать привязанные к облучку вожжи. Пальцы барона разбиты в кровь, тело его с завязанными ногами мотается из стороны в сторону, он стонет от боли, но упорно пытается овладеть вожжами.

Расстояние между каретой и бегущими увеличивалось. Уже рукой подать до небольшого, но густого леса. Тёмным пятном обозначался въезд в этот лесок, и рука Брокдорфа направила лошадей именно к этому месту.

— Уйдёт, стерво поганое! Уйдёт! — вопил Саша, всё ещё не веря в случившееся. Пот лил с него градом, застилал глаза.

— Не уйдёт, догоним! — хрипел рядом Алёша.

Никита отстал первым, понимая, что Брокдорфа не догнать. Он перешёл на шаг, грудь его высоко вздымалась.

Алёша просто упал, зацепившись ногой за корягу. Голова его стукнулась о корень, он заскрежетал зубами от ярости.

А Саша, уже потеряв карету из виду, всё ещё продолжал бежать, посылая проклятия Брокдорфу…

Карета мчалась по узкой лесной дороге, на поворотах её заносило, она шарахалась из стороны в сторону, задевая за деревья, сдирая обшивку.

Вот уже и колесо отлетело в сторону, попав на кочку, но это не остановило лошадей, а только замедлило бег.

Небольшой овраг, опять лес. Неожиданно карета выскочила на покатый берег реки и с ходу угодила в воду.

Вода отрезвила лошадей, некоторое время они продолжали бежать, а потом вдруг встали, только морды их торчали из воды. Карета медленно тонула.

Брокдорф барахтался под водой, стараясь перерезать путы на ногах. Но разрезать мокрые верёвки было нелегко.

Хлебнув воздуха на поверхности воды, он опять нырнул, наконец, освободившись от пут, попытался вышибить дверцу. Нечеловеческим усилием он добился своего и вылез на крышу кареты.

Осмотрелся… В небе уже зажглись первые звёзды. Криков погони не было слышно.

Он прыгнул в воду, обрезал постромки у одной из лошадей и поплыл вместе с ней на противоположный берег.

Видно было, как лошадь отряхивается, выйдя на твёрдую землю, как тяжело дышит Брокдорф, привалившись к конскому крупу.

Потом он взял лошадь под уздцы и повёл её в сторону горящего заката…

Утро, берег реки, квакают лягушки. Саша и Алёша, голые по пояс, в исподнем с трудом выпрягают из затопленной кареты лошадей. Никита поодаль мыл коня. Он молча переживал случившееся, невольным виновником которого стал.

— Это надо же! — негодовал Алёша.— Самому выходить этого пирата, угрохать на него столько сил, протащить через три границы и упустить в последний момент!

— Черта лысого! — взорвался Саша.— Я этого гада из-под земли достану! Он у меня ещё попляшет!

— Он мой! — жёстко возразил Алёша.— Дважды барон обошёл меня, но третий круг — мой! Только где его искать?

— Возле Фридриха, где же ещё?..— уверенно ответил Саша.— Мчит небось к своему королю и радуется — обвёл дураков вокруг пальца!

Саша повёл лошадей к берегу. Алёша задержался у кареты, отцепляя под водой штанину. Неожиданно рука его нащупала гриф гитары. Он вытащил гитару из кареты, вылил из неё воду и тронул струны. Они ответили басовитым звуком.

С гитарой в руках он пошёл к берегу…

У горящего костерка сидят трое наших героев.

— Значит, так,— начал Саша.— Мы с тобой скачем на поиски Брокдорфа, приказ есть приказ,— обратился он к Алёше,— а ты,— он посмотрел на Никиту,— скачи в Петербург. Передашь шифрованную записку Бестужеву, а брошку…

Никита посмотрел на Сашу выразительно. У него было такое скорбное, горестное выражение лица, что Алёша положил ему руку на плечо, словно подбадривая.

— Полно горевать, судьба сама выведет…— сказал он негромко и взял в руки гитару.

Пасутся стреноженные кони, кукушка кукует вдалеке, пробегает огонь по углям костра. Алёша поёт гусарский романс. Саша негромко подпевает ему, призывая словами песни отбросить в сторону обиды, и боль сердечная пройдёт, когда друзья сойдутся вместе. Вот уже и Никита тихо и проникновенно подхватывает строгую мужскую песню, и под её звучание друзья седлают коней. И скачут по дороге до развилка, после которого их пути расходятся.

Петербург спал. Застыли шпили в розовом небе. Нева плескалась о берег. Кричали ночные сторожа. Брехали собаки…

В гостиной великой княгини Екатерины в камине горел огонь.

Она полулежала в кресле, её домашний туалет скромен и в то же время соблазнителен. Вошёл Никита Оленев, поклонился.

— Вы не торо́питесь увидеть меня, князь,— с кокетливым, таящим тревогу, упрёком сказала Екатерина.— Похоже, вы уже не так преданы вашей Фике.

— Моей?..— Никите несказанно было мучительно это объяснение, вид у него был подавленный и несчастный.

— Вы сомневаетесь в этом? — ластилась к нему Екатерина.— А ну, повторите клятву Фике: «Клянусь хранить любовь и верность…»

— Я забыл эту клятву, мадам,— выдавил осевшим голосом Никита.

— Что это значит, князь?

И тут он решился.

— Вы сделали из меня игрушку в ваших политических целях. И лишь счастливый случай избавил меня от роли предателя.

Екатерина долго и проницательно смотрела на него. Она всё поняла.

— Нет, не избавил,— сказала она жёстко.— Вы предали меня.

— Я был бы предателем, если б обманул ваше доверие ко мне. Но доверию вы предпочли обман. Он не удался.

— Где письмо? — спросила она в упор.

— У Бестужева,— ответил Никита,— а это подарок вам от королевы Христины,— он протянул Екатерине футляр с драгоценностью.

Она взяла футляр, открыла. Несколько мгновений она рассматривала брошь, потом отшвырнула её прочь, бросилась плашмя на диван и бурно разрыдалась.