Юрий Нагибин - Новые приключения гардемаринов

— Вы женаты?..

— Нет.

Екатерина чуть заметно улыбнулась.

— У меня к вам маленькая просьба. Она не затруднит вас… Вы направляетесь в Венецию… Не удивляйтесь — во дворце нет тайн.

Она села на скамью, указывая князю место рядом с собой, лица их сблизились. Изящным жестом Екатерина отстегнула от корсажа брошь, затем достала из бархатной сумочки на поясе маленький футляр и письменные принадлежности. На маленьком листке бумаги она написала несколько слов.

— Передайте это моей тётке в Венеции,— она протянула Оленеву футляр с брошью.— Вот адрес. Я буду ждать вас.

Она потянулась к нему и поцеловала в губы.

Затем неожиданно выскользнула из беседки.

Князь развернул записку.

— «Венеция. Канале Гранде. Палаццо Неро»,— зачарованно прочитал он.— Большой канал…

Чайки кружились над палубой, садились на ванты.

Чужой далёкий берег проплывал за кормой корабля.

Матросы мыли палубу, надраивали пушки. Всё блестело и сверкало на солнце.

Корсак зорко оглядывал берег в подзорную трубу.

К нему подошёл барон Брокдорф. Он заметно окреп, лишь лёгкая хромота напоминала о его ранении.

— Ваш корабль торговый, но пушек на нём предостаточно. Ваш маршрут — не тайна?

— Отнюдь… Мы плывём в Венецию. Дворцу государыни надобны муранские зеркала и люстры.

— В Венецию?! — обрадовался барон.— Поистине, судьба ко мне благосклонна… Я познакомлю вас с моей кузиной, баронессой Бевернской… О, Боже, Венеция… город карнавалов, надежд, любви и милых ошибок!..

Венеция, яркий солнечный день, карнавал. Всё население города выплеснулось из домов на каналы, площади и улочки. Плывут украшенные цветами и коврами гондолы, почти нет лиц без масок, костюмы самые разнообразные: восточные, рыцарские, древнеримские, негры, китайцы, пурпурные рясы, шкуры леопарда, тюрбаны, бумажные веера. Дети тоже обряжены в самые немыслимые костюмы.

На маленькой площади гремит музыка, несколько пар танцуют под бубен, ему помогают гитары.

Здесь же разместилась труппа бродячих артистов с арлекинами, Пьеро, обезьянами, попугаями, акробатами, жонглёрами. Хохот, песни. Толстый паяц играет на гармошке-«мюзетке» и весело хохочет. Цирковая лошадь, наряженная празднично, как невеста, вызывает у горожан восторг и удивление.

Юный, гибкий, как лоза, музыкант ведёт за собой вереницу танцующих. Красное трико, короткая бархатная курточка-фигаро, белоснежные жабо и манжеты, чёрная шапочка на белокурых волосах делают его похожим на пажа. Под вуалью угадываются блестящие зубы и нежный, девичий подбородок.

Юноша лихо отплясывал и пел под аккомпанемент своей мандолины, вовлекая в танец всё новых прохожих.

Вот он подскочил к двум синьорам в плащах и масках. Крутясь перед ними, как юла, «паж» зацокал языком, выводя озорную мелодию.

Но синьоры, не поддаваясь общему веселью, держа руки на эфесах шпаг, настойчиво продирались сквозь толпу, спеша к пристани.

И тогда «паж» бросил в одного из них маскарадное красное яйцо, начинённое мукой. Скорлупа разбилась, мучное облако запорошило плащ и маску. Мужчина снял носатую маску, протирая засорённые глаза. Это был Саша Белов.

«Паж» расхохотался и скрылся в толпе.

В то время, когда спутник Белова — под маской в нём невозможно было узнать князя Оленева — помогал другу чистить плащ, из гондолы на набережную вышла женщина в жёлто-чёрном плаще и пересела в портшез. Слуги подняли носилки на плечи.

Этого мгновенья было достаточно, чтобы Саша и дама увидели друг друга.

Она быстро скрыла лицо под маской, слуги припустились бегом, и скоро портшез скрылся в толпе.

— Ба-атюшки! — потрясённо воскликнул Саша.— Узнаешь старую знакомую?

— А как же…— отозвался Оленев.— Герцогиня Елизавета — Иоганна — Луиза Ангальт-Цербстская, а попросту мать нашей Фике и большая авантюристка!

Друзья бросили гондольеру монету и направились в сторону корабля, стоящего на рейде.

Это был парусник «Святая Софья».

Оленев и Белов с интересом осматривали каюту. Перед ними стоял мужчина в морской форме.

— Сердечно рад встрече с соотечественниками… Помощник капитана Сизов… А сам капитан будет,— он посмотрел на часы,— через час. Он сошёл на берег с нашим гостем,— Сизов слегка заикался.

— Каким гостем? — Саша напряжённо ждал ответа.

— О, это история с трагическим началом и хорошим концом. Мы подобрали его в море, окровавленного, умирающего. Капитан его выходил. Они пошли к кузине барона Брокдорфа, даме весьма знатной… Располагайтесь.

Друзья согласно кивнули и уселись за узкий стол. Пальцы Саши нервно барабанили по столешнице.

На столе появились роскошные, экзотические дары Венеции: омары, крабы, какая-то рыбная мелочь на блюдах и, наконец, бутылки.

— А вот и киянти,— радостно сообщил Сизов.— Лучшее итальянское вино! Его только что привезла на корабль родственница Брокдорфа — в благодарность команде.

— Как она выглядела? — перебил Саша.

— Очаровательно! — Сизов, копируя гостью, принял кокетливый вид, стараясь жестами передать её изящество.— Жёлтая с черным мантилья, шляпа с пером. И такая щедрая! Три ящика вина!

Друзья переглянулись.

— Куда пошёл Корсак? — быстро спросил Оленев.— Вы знаете адрес?

— Кажется, Большой канал… Как это?.. Каналэ Грандэ, палаццо Неро… Названия — язык сломаешь. Сейчас я уточню. В судовом журнале записано.

Сизов взял журнал и увидел грубо вырванные страницы.

— Вырвано…— прошептал он потрясённо.

— Иоганна,— уверенно сказал Саша, вставая.— Боюсь, мы опоздали! Идём.

— Не пори горячку. Осталось,— Оленев посмотрел на часы,— четверть часа. Мы можем разминуться с Алёшкой. И потом, не пропадать же омарам…

Толпа на улице пела, плясала, веселилась… На выгнутом аркой мостике расположились, веселя публику, бродячие циркачи, играл оркестр, дрессированная обезьянка, усевшись на плече «пажа», собирала в шляпу деньги за выступление.

Праздничный шум долетал до небольшой, уютной, богато обставленной гостиной в доме Христины Бевернской. На столах и подставках много цветов. Часы на инкрустированном столике играют нежную мелодию.

За столом, заставленном вином и фруктами, сидят хозяйка дома, Корсак и Брокдорф.

— Ваш поступок полон истинного милосердия,— сказала, обращаясь к Алеше, Христина.— Примите ещё раз слова благодарности.

— Отныне у вас нет более верного друга, чем я,— добавил Брокдорф.— Я хочу сделать вам подарок.— Он отстегнул шпагу и торжественно на вытянутых руках преподнёс её Корсаку.— Это — фамильная реликвия… Взамен вашей шпаги, что по моей вине покоится на дне морском.

Корсак встал.

— О, это слишком дорогой подарок… Семейные реликвии должны жить в своём доме.