Артур Дойль - Мир приключений, 1923 № 04

Я придвинул плетеные кресла, и он усадил ее с такой заботливостью, как будто она была тяжело больной. Его услуги она принимала с очаровательной улыбкой, и, когда он отошел с лордом Эптоном, оставив меня с ней вдвоем, она все еще улыбалась.

— Вы хорошо знаете Гиля? — спросила она меня.

— О, да! — воскликнул я. — И теперь, вернувшись на родину, я надеюсь также хорошо узнать и его жену.

— Как это мило с вашей стороны, Бульдог! — Она повернулась и посмотрела на меня. Клянусь Юпитером! В эту минуту она показалась мне замечательно хорошенькой.

— Если вы хоть немного похожи на Гиля, я буду вас очень любить.

Эти милые слова сразу сблизили нас, и в течение следующих десяти минут я не много внимания уделял крикету. Мистрис Веверлей рассказала мне, что ее сынишка, Гиль младший, — баловень и любимец отца, и в настоящий момент этот молодей джентльмен трех лет воспылал любовью к четырехлетней дочке генерала и без всякого стеснения ухаживает за ней. Узнал я от нее, что Гиль и она приехали погостить к генералу на пару недель.

В эту минуту наш разговор прервался новым взрывом апплодисментов: повидимому, партия Тревора одержала верх.

— Выдающийся игрок, — сказал я, следя за ним глазами. — Сам-то я не много понимаю в крикете, но знатоки говорили мне… — Тут я взглянул на нее и сразу замолчал: она сидела вся бледная, с широко раскрытыми глазами, а пальцы судорожно сжимали ручку зонтика.

— Майор Чильгэм, — сказала она, и голос ее дрожал, как натянутая струна. Кто этот человек, который только что прошел мимо?

— Его имя — Тревор, — спокойно ответил я. — Один из сержантов моего эскадрона. Я с любопытством взглянул на нее; кровь снова прилила к ее щекам.

— Вам показалось, что вы его знаете?

— Он напомнил мне одного человека… я встречала его много лет назад, сказала она, откидываясь на спинку кресла. — Но, конечно, я сшиблась…

И она резко перевела разговор, но время от времени поглядывала в сторону соседней палатки, куда вошел сержант. Я чувствовал, что дело серьезное. Она тщетно пыталась подавить волнение, — а причиной его был Тревор или человек, называвший себя Тревором. Я с любопытством наблюдал за ней, и развязка не заставила себя ждать.

Все участники матча собрались под навесом, где был подан чай; все, за исключение Тревора, скрывшегося в палатке. Я видел, как лорд Эптон взял его под руку и буквально вытащил к нам. Тревор показался мне очень красивым парнем в своей синей форменной куртке, с лицом, разгоряченным игрой. Я перевел глаза на жену Гиля Веверлея. Она пристально смотрела через мою голову на приближающихся мужчин, потом медленно опустила зонтик.

— Значит, вы всетаки не сшиблись, мистрис Веверлей, — спокойно сказал я.

— Нет, Бульдог, я не ошиблась, — ответила она. — Пожалуйста, разыщите Гиля и скажите ему, что я хочу вернуться. Мне нездоровится…

Я вскочил и бросился разыскивать ее супруга. Он разговаривал с капитаном Лауренсом и сержантом Тревором. Гиль показался мне очень возбужденным, а Тревор слушал его с легкой улыбкой.

— Он совершенно прав, сержант Тревор, — сказал Лауренс, когда я подошел к ним. — Я советую вам обдумать его предложение.

— Бульдог! — крикнул Веверлей, заметив меня. — Он в вашем эскадроне, неправда ли? Уже столько лет прошло с тех пор, как я вышел в отставку, что все правила дисциплины вылетели из моей головы, и сейчас я подбиваю сержанта Тревора бросить военную службу и сделаться профессиональным крикетистом. Бимбо Лауренс согласен со мной.

— Гиль, если бы будете так горячиться, на вас лопнет жилет, — предупредил я. — А кроме того мистрис Веверлей хочет вернуться домой.

Я искоса взглянул на Тревора, и последнее сомнение исчезло. Он сильно вздрогнул и отошел в дальний угол чайной палатки, а Гиль, ничего не замечая, поспешил к жене. Но тактике Тревора помешал старик Эптон. Пятиминутный перерыв показался ему бесконечно длинным, и он снова повел свою команду в поле. Выход из палатки был только один, и здесь они встретились — мистрис Веверлей и Тревор. По странной иронии судьбы Гиль способствовал этой встрече; бедняга совершенно потерял голову, раз дело зашло о крикете, и не видел того, что происходило перед самым его носом.

Заметив Тревора, он бросился к нему и схватил его за руку.

— Не забудьте моего совета, Тревор, — воскликнул он. — Я думаю серьезно поговорить о вас с майором Чильгэмом.

Вряд ли Тревор слышал хотя бы одно слово. Через плечо Гиля он смотрел на его жену, а она смотрела на него. Мне показалось, что она задыхается, а губы ее дрожат. Потом Тревор круто повернулся и вышел в поле, Гиль подошел к своей жене, а я отправился разыскивать виски.

Полковник замолчал и закурил новую сигару.

— Гиль действительно горячо взялся за дело, — продолжал полковник после небольшой паузы. Два или три дня спустя я за- из казарм втракал у генерала, и разговор все время вертелся вокруг Тревора.

— Редкий игрек, — говорил Гиль. Это не только мое мнение. Капитан Лауренс, лучший знаток крикета в Англии, вполне согласен со мной…

И так далее, без конца. А за другим концом стола, рядом со мною сидела жена Гиля. Два или три раза она с мольбой взглянула на меня, как будто хотела сказать. Ради бога, останови его! — но это было свыше моих сил. Я сделал две-три неудачных попытки перевести разговор, но наконец счел лучшим замолчать. Оставалось только ждать конца завтрака.

Между тем Гиль, исчерпав тему о крикете, перешел к характеристике человека.

— Вы ничего не знаете о нем, Бульдог? — спросил он. — Там, у Эптона, он держал себя, как джентльмен. А какой красивый мужчина! Удивляюсь, почему он записался в армию…

— Ради бога, Гиль, — воскликнула вдруг его жена. — Поговори о чем-нибудь другом! С самого начала завтрака я только и слышу, что о сержанте Треворе.

Бедняга Гиль с изумлением взглянул на нее; она отвечала ему улыбкой и смягчила резкость своих слов. Но я видел, что последние силы оставляют ее; в точности я, разумеется, не знал, в чем дело, но не трудно было догадаться о причинах ее волнения.

В конце завтрака она наклонилась ко мне и шепнула. — Боже мой, Бульдог… Я не могу больше…

— Скажите, в чем дело?.. Я бы хотел помочь вам.

— Может быть когда-нибудь я вам скажу, — тихо проговорила она — Но никто не может мне помочь. Я сама во всем виновата, и теперь важно только одно: Гиль не должен узнать никогда…

Не знаю, почему она доверилась мне. Вероятно, женским чутьем она поняла, что многое я угадал без слов, и бессознательно она искала сочувствия и помощи. Повидимому, встреча была неожиданной для обоих, и я проклинал себя зато, что заставил его играть. Но кто же мог предвидеть?.. Эго была непрерывная цепь, а начало положила проклятая апельсинная корка. Она права: важно только, чтобы бедняга Гиль ни о чем не узнал.