Михаил Бурлаков - Москва-21

– Знаешь, честно, до сегодняшнего дня я готов был поверить во всю эту чушь, но отныне… чтоб меня еще хоть раз втянули в эту… – я чувствую, как раскисаю окончательно. – Все, сегодня я мистер слабохарактерное дерьмо, нажрите меня и убейте об стену.

– Ну, братишка, в одну воду два раза не войдешь… – Ваня задумчиво переводит взгляд в сторону. – А вот в одну задницу, к несчастью, можно попасть и дважды. Так что я б тебе посоветовал особо не зарекаться, просто быть повнимательнее. Ты ж меня знаешь. Я может и сам принял бы на веру всю эту философию любви, если бы только однажды так сильно не полюбил прибухивать. Теперь это просто моя ван лав. Знаешь, я все-таки убежден, что если девушка, которая выходит замуж в 30, запрыгивает в последний поезд, то парень который женится в 20 – прыгает под локомотив.

При этих словах он усмехается, встает, чтобы открыть окно на кухне, достает из кармана халата сигарету и закуривает. Затем предлагает мне. Я открываю крышку его Zippo, делаю движение большим пальцем, и наполняю себя едкими смолами вперемешку с никотином. От этой церемонии настроение становится на каплю лучше. Каплю в море.

Я сижу, облокотив голову на ладонь, в которой дымится сигарета, и никак не могу понять, каким образом это все произошло со мной. Как?! Почему?! Зачем тогда это все? Мои уже порядком пьяные мысли блуждают в пределах сознания и натыкаются на вполне реальные физические рамки.

– Зачем? – скомкано вырывается у меня.

– Зачем что? – Ванька сидит, положив ногу на ногу, и смотрит в потолок.

– Зачем это все тогда, Вань, а? Зачем это все происходит с нами? Зачем мы рождаемся, растем, с нами носятся наши родители, подтирают сопли? Чтобы однажды вернуться домой с разбитым сердцем и понять, что проживали все это зря? Проживали, чтобы прожигать?

Ваня, интуитивно поняв мой вопрос, наверное, впервые за все время нашего с ним знакомства, смотрит на пол грустным взглядом и извергает сакраментальную фразу:

– Затем, дружище, что все мы биологические существа, и в нас это заложено, как плагин в программу. Видишь ли, я когда-то понял, что каждый человек интуитивно стремиться любить и быть любимым, и каждый это делает по-разному, именно поэтому далеко не все находят то самое счастье, от которого щемит сердце, даже когда все хорошо. Предел счастья у каждого свой. Именно поэтому мир всегда чуточку лучше, чем он есть, когда мы, наконец, начинаем жить по-настоящему взрослой жизнью и сталкиваемся с неподдельными законами, по которым он живет. Именно поэтому мы любим и чтим наших родителей и горюем всякий раз, когда действительно близкий человек покидает нас. Именно поэтому трава зеленеет и солнце встает. Обратной стороной медали является то, что именно поэтому ты сейчас здесь сидишь, пускаешь сопли и банально хочешь сказать одну простую вещь, что тебе натурально хуево. Ты просто начал что-то понимать…

От его слов у меня даже появляется некое воодушевление, и в поисках еще более глубокой правды, я задаю вопрос:

– Выходит, иным суждено встречать кого-то и влюбляться только для того чтобы все потом пошло прахом? И мы вот так потом шли прибухивать?

– Угу, – Ваня, набрав полный рот дыма, делает колечки. – И покупали водку. Следовательно, можно предположить, что с нашими чувствами играют производители крепкой алкогольной продукции, потому как им напрямую выгодно ставить нас в такое положение, особенно у нас в стране. Целый мировой заговор вырисовывается, про это можно кстати книгу написать. Хмм… Наверное, даже докторскую защитить.

– Да, Вань, только вот насколько сильно ты любишь прибухивать, настолько же сильно ты ненавидишь учиться, забыл? – вспомнив, улыбаюсь я.

– Безусловно, но я не люблю образование в его современном формате, и только. Все эти корочки, дипломы, лекции, на которые все забивают, и недаром, – на этом моменте он поднимает брови и заостряет внимание на мне. – Потому что зачем ходить слушать абсолютно неинтересного человека, который делает это не из призвания или интереса, а просто за лаванду. Естественно все будет показным и безрезультативным. Капитализм, конечно, в этом смысле, проигрывает достаточно серьезно. Правда, ничего лучше человечество пока не придумало.

Я, уже сбиваясь со счета, опрокидываю очередную рюмку, морщусь и высказываюсь:

– Ооо, ну сейчас начнется. Вань, давай сегодня без политики, пожалей меня. Я не вывезу.

Дело в том, что Ваня обычно после определенного количества оборотов начинает мироточить и обсуждать остро-политические темы, за которые полвека назад при прочих равных люди уезжали в путешествовать в ГУЛАГ.

– Да я не о политике хотел, ну да ладно, давай опустим. Просто знаешь, у нас почему-то вечно так получается, что в обществе, в котором мы с тобой живем, по отдельности мы все такие хорошие, а вместе такое гавно…

* * *

Через какое-то время мы с Ваней сидим под уже приглушенным светом. Он, очевидно, заснул. Я сижу развалившись и наблюдаю за минутной стрелкой часов на противоположной стенке. Она плавно отбивает пятый час. На кухне накурено, и от этого становится даже как-то противно. Я сильно пьян, но как только начинаю вспоминать минувшие события, становится снова больно, как будто я оказался одним из тех неудачников, на которых от природы не действует наркоз.

Так странно. Сижу здесь на кухне у Ваньки и смотрю на дно бутылки, из которой мы так и не допили с ним литр. За окном хоть глаз выколи, светать будет не раньше семи. Голова барахлит от того, что с обеда я почти ничего не ел, а от количества выпитого начинает еще и подташнивать. И при всем этом невыносимо хочется спать, но я отчетливо понимаю, что перед этим мне придется еще пройти несколько порывов душевных страданий, связанных с никуда не девающейся памятью, будь она неладна. Да и не знаю я, что мне будет сниться в таком состоянии, состоянии абсолютного морального разложения и духовного упадка. Зато завтра, инфа сотка, мне будет очень плохо по всем статьям.

Я проваливаюсь в сон. Просыпаюсь оттого, что кто-то с силой уже довольно продолжительное время долбит в Ванькину дверь, и вроде даже с ноги. Бьет и бьет. Я достаточно долго осмысляю это. Затем поняв, что дело неладно, трясу Ваньку рукой:

– Вань, алё, Ванёк, подъем!

Ваня достаточно резко спохватывается и смотрит на меня:

– А, что случилось?

– Что случилось? Это ты мне скажи! Что это за херня? Нет ли чего-то, чего я о тебе не знаю? Ты, случаем, тем зельем, которое куришь сам, не барыжишь?

– Да ну тебя, скажешь тоже. Самому мало. Это, видать, кто-то свихнувшийся.

Он встает и идет к двери. Я моментально направляюсь за ним. Он подходит к глазку, смотрит и с облегчением глядя на меня открывает дверь:

– Фух… Ну, слава тебе…