Михаил Бурлаков - Москва-21

Я стою, покачиваясь, облокотившись на стену.

Тут дверь распахивается и влетает Даша. Видно, что она на взводе. Тут же на Ваню обрушивается шквал ударов, пинков, оскорблений и прочих выражений негативной энергии. Даша буквально визжит, матерясь:

– Ах ты, сука такая, попросил меня остаться у подруги, а сам, падла, тут шлюх трахать собрался! Сколько раз такое уже происходило?! А ну говори, где она?! Еще нажрался, скотина, и трубку не берешь. В какую задницу ты ее засунул?

При каждом слове Даша проводит удар как в видеоигре Mortal Kombat, все это в совокупности напоминает какое-то самое сложное комбо, я отмечаю высший пилотаж. К тому же Ваня так натурально защищается, парируя каждый удар, что у меня, в моем абсолютно нетрезвом состоянии, начинает сводить живот от утробного смеха. У меня вырывается неожиданный смешок.

Тут Даша поворачивается и замечает меня. Ее перекошенное от гнева лицо не меняется, и она делает шаг ко мне:

– А ты что ржешь? Что ты тут вообще делаешь?

Моя улыбка исчезает также быстро, как и появилась. Я начинаю пятиться назад. Даша налетает и на меня тоже, я пропускаю сразу же пару панчей в живот. Тут я нащупываю сзади дверь ванной и с несвойственным ныне мне проворством, заталкиваю себя туда, закрыв дверь на защелку. Дверь принимает на себя еще несколько ударов, далее уже продолжается избиение другого младенца.

Я слышу как Даша предъявляет Ване за каких-то проституток, за чью-то переписку, за ложь, за меня и за многое другое. В общем и целом, все звучит достаточно грозно и обвинительно, но я знаю Ваню и знаю, что он никогда не совершал ничего такого, за что можно его вот так лупить. Ну да это его выбор. А еще я знаю, что история еще не забыла точно такие же случаи, когда татары совершали внезапные разорительные набеги на Русь, но потом все как-то складывалось. И мне непонятно в данной ситуации только одно, почему Ваня, зная это, все-таки не учится на ошибках прошлого.

Дашин писк очень сильно резонирует с моим текущим мировосприятием и раздражает мой слух. Я точно знаю, что скорее всего скоро это закончится и все помирятся, и мне придется долго выслушивать эти околошкольные истории семейного успеха о том, как бросили Машку, кто залетел от районного барыги, и почему Оксана оставила своего второго ребенка на шее у матери и пошла догуливать свою молодость. Пытаясь избежать этого, я выхожу из своего бомбоубежища, иду ватной походкой в свободную комнату и подойдя к чему-то, напоминающему диван, падаю туда. Прощай любовь.

Я захожу в раздевалку, кидаю рюкзак со шмотьем на скамью у стенки. Тренировка закончилась. Зал, в котором я сейчас нахожусь, находится на чердаке заводского здания где-то на Сокольниках. Я хожу сюда уже год и ничего не башляю, поскольку мне повезло иметь товарища, плотно общающегося с держателем этого заведения.

Сам зал ничего особенного собой миру не являет. Это помещение в сотню метров площадью, плюс раздевалка, душ, и какие-то другие квадратные метры, скрытые за закрытыми дверьми. Видно, что когда-то здесь был заводской склад для всякого ненужного барахла. Все стены – это металлические панели, выкрашенные в безвкусный персиковый цвет. Каждый их квадратный сантиметр потрескался и облез, а в самом зале стоит множество различный допотопных проржавелых скрипучих тренажеров. Пол усыпан морем разнообразного железа, от гантелей до блинов. В раздевалке теснится вдоль стены, напротив скамей, сотня шкафчиков, половина из которых даже не открывается по техническим причинам. Туалета нет, все ссут прям в душ, в котором, по этой же причине, никто не моется. Все стены увешаны либо постерами Шварценеггера и других бодибилдеров, либо плакатами с полуголыми телочками из журналов типа Драйв, Максим и прочих. Словом, такой брутальный мужской зал, тут и девушку-то редко увидишь.

Я начинаю переодеваться, скидываю пропотевшую футболку и достаю из рюкзака свои вещи, в которые собираюсь облачиться. Тут случается как раз то, что происходит крайне редко. В раздевалку заходит молоденькая шикарная девчонка старше восемнадцати, проходит мимо меня, садится рядом и тоже начинает свое перевоплощение. Я потихоньку замедляю свои движения, наблюдая за ней. Девочка – что надо, белые кроссовочки, короткие облегающие легинсы, майка до пупка, и розовый бюстгальтер, из-под которого сочными дынями просится наружу грудь. Девушка, словно это в порядке вещей, делает следующие незамысловатые действия: она снимает майку, расстегивает бюстик сзади и начинает копошится в своей сумке в поисках чего-то. Очевидно того, чем бы ей прикрыть эту красоту. При этом она как будто не замечает, что я стою в двух метрах от нее. Пока она активно шевелит своими руками, ее аккуратно висящая грудь, размера третьего, не меньше, мягко свисая, трясется. В какой-то момент я ловлю себя на том, что стою с приоткрытым ртом в одних трусах, держа в руке свои джинсы и абсолютно палевно пялюсь на нее.

– Эээ… девушка, – внезапно для самого себя произношу я. – А у вас парня, случаем, нет?

Девушка как раз достает из сумки другой, на этот раз фиолетовый лифон, и поворачивается ко мне. Замечая все мое замешательство, улыбается, и, начиная одевать его, отвечает:

– К сожалению, да.

Я, ничуть не поменяв ничего в своем поведении, перевожу взгляд на ее милое личико, и произношу, почему-то расплываясь в улыбке:

– А почему к сожалению?

– Ну, вы, очевидно, хотели за мной приударить, раз уж так открыто меня изучаете, – ничуть не смутившись, она продолжает переодеваться. – Но, увы и ах, не для вас моя роза цвела. Пока что. Быть может как-нибудь в другой раз.

Она заканчивает переодеваться, закидывает вещи в сумку и уходит, махнув мне на прощанье рукой.

В дверях она пересекается с Никитой, который, даже не взглянув на нее, проходит мимо.

– Че, ща в клубешник зарядим? – его настойчивый позитив убивает всякое желание объяснять, что он сейчас пропустил.

– Фак, ты это видел? – указывая рукой на заворачивающую за угол герлу, выдавливаю я. – Нет, ну какова бабенка-то, а?

– Видел что? – со всепоглощающей лыбой вопрошает Никита.

– Это… Только что тут рядом со мной переодевалась девчонка, она была прям голая, разве что в стрингах. У нее грудь висела вот там, где сейчас ты стоишь.

Я показываю пальцем.

– Да ладно? – он меняется в лице, – И что ты?

– А что я? Я провально воспроизвел сценку в духе «вашей маме зять не нужен», и был таков.

– Ой, ну вот ты вечно любой шанс засрешь, – делая вид пикап мастера отвечает мне Никита.

– Ну да, – кидаю я, без охоты развивать эту тему, – И это мне говорит человек, которому собственная девушка не дает.