Василий Стенькин - В осажденном городе

— С каким заданием прибыли?

— Главное — в нескольких местах взорвать полотно железной дороги и станционные сооружения.

— А не главное, попутное задание?

— Выяснить, осуществляются ли перевозки по Волге, какие грузы идут.

— Как вооружены агенты? — спросил Поль, до этого внимательно наблюдавший за поведением Русина. «Видимо, считает, что доставленное им письмо Риттенштейна послужит ему индульгенцией, снимающей все грехи, потому и ведет себя так уверенно», — подумал он.

— Два человека вооружены советскими автоматами, остальные — пистолетами. Прошу прощения, забыл. Вот здесь, — Русин осторожно дотронулся до воротничка гимнастерки, — зашита ампула с ядом. Начальник школы ротмистр Марвиц говорил, что яд испытан, убивает наверняка и безболезненно, — сказал Русин с иронией.

Борис Константинович подпорол воротничок и изъял ампулу.

— Как себя чувствует Риттенштейн? — спросил Прошин, хотя в голове его уже роились мысли — как лучше организовать задержание шпионов.

— Прекрасно! Ротмистр Марвиц ставит его в пример другим. Но Валерий — не холуй, он настоящий советский патриот. Я ему верю, как себе. Это он научил меня, как явиться с повинной. Говорит, мое письмо будет для тебя верным пропуском.

— Вы согласны помочь нам в задержании диверсантов? — спросил Поль.

— Да, конечно.

— Не струсите?

— Чего же мне бояться в своем отечестве? — улыбаясь, проговорил Русин.

Вечером место предполагаемой встречи агентов было незаметно оцеплено группами бойцов истребительного отряда во главе с оперативными работниками управления НКВД. Русин находился в составе группы, в которой были Прошин и Поль, руководившие операцией. Они укрылись в придорожных кустах и наблюдали за подходами к Ахтубе.

В начале девятого появились агенты Немов и Греков. Так их назвал Русин.

— Вон тот высокий, здоровый — Греков, — шептал Русин. — Он за старшего, ох и гад! В Польше вместе с эсэсовцами ездил по селам, собирал и отправлял в Освенцим евреев…

Было решено так: всех диверсантов пропустить к реке, а затем окружить и потребовать сдаться. Через плотное кольцо им не прорваться, а впереди — река, за ней тоже засада.

Показались еще двое — Зайцев и Андреев, они шли не спеша, о чем-то спокойно разговаривали, не подозревая об опасности.

Борис Константинович по цепочке передал команду — стягивать кольцо. И когда подошли близко к берегу, увидели шпионов: те стояли и совещались о чем-то.

— Вы окружены, — прокричал Поль, — предлагаем сдаться без сопротивления! В противном случае все вы будете уничтожены.

В ответ послышались ругань и автоматная очередь, потом одиночный выстрел. Вскоре на тропе показались Немов, Зайцев и Андреев с поднятыми руками.

— А где четвертый? — спросил Прошин, когда шпионы приблизились и бросили оружие.

— Там, — Немов кивнул в сторону реки, — он мертвый, я пристрелил его: живым он все равно не сдался бы, но могли быть жертвы.

Немов рассказал: когда они услышали приказание сдаться, Греков распорядился биться до последнего патрона, а если не удастся вырваться, воспользоваться ампулой. Это он открыл огонь из автомата.

Диверсанты сдали взрывчатку, запалы, рацию, около пятидесяти тысяч рублей, продукты, поддельные документы. После оформления ареста задержанных передали в следственную часть управления.

Весь вечер просидел Поль за посланием Риттенштейна, с трудом разбирая его бисерный почерк. Борис Константинович был поражен: на трех листках папиросной бумаги уместилось столько ценнейшей информации.

Риттенштейн сообщил: Варшавская разведывательная школа размещается в пригороде польской столицы Сулеювеке, известном как дача Пилсудского, находится она в ведении штаба Валли — особого штаба руководства разведывательной и диверсионной работы против Советского Союза, созданного в мае сорок первого года, за месяц до начала войны. Во главе штаба Валли стоит опытный офицер разведки Шмальшлегер.

В Варшавской разведшколе, писал Риттенштейн, большое внимание уделяется подготовке диверсантов. В этой школе организованы специальные лаборатории, которые возглавляют разведчики, имеющие инженерную подготовку, и ученые-химики; в них обучают подрывному делу и способам поджога объектов на «восточных территориях».

На соответственно оборудованном полигоне, укрытом в лесном массиве, сооружены макеты мостов, участки железнодорожного полотна, учебные аэродромы. Обучение ведется в условиях, максимально приближенных к настоящим. Говорят, есть указание самого шефа военной разведки адмирала Канариса, чтобы все офицеры разведки в целях совершенствования своего мастерства знакомились в обязательном порядке с Варшавским учебным центром.

Далее в письме назывались фамилии, звания и внешние приметы более тридцати преподавателей разведшколы, в их числе кадровые офицеры немецкой военной разведки, белоэмигранты и изменники Родины, бывшие командиры Красной Армии — тогда их еще не называли офицерами.

Сейчас в разведшколе обучается более двухсот курсантов, писал Риттенштейн. Здесь их называют «активистами». По виду и разговору, среди обучающихся немало уголовников. Большое значение придается воспитательной работе, точнее сказать, обработке в антисоветском духе.

В отличие от диверсантов, разведчиков обучают способам проникновения через линию фронта, парашютным прыжкам, методам сбора шпионских сведений, фотографии и топографии, большое место занимает огневая и физическая подготовка.

Тех и других наставляют тому, как вести себя на допросах в случае ареста, разрешают прослушивать некоторые радиопередачи из Москвы и разучивают новые советские песни, рекомендуется обращение «товарищ» в отношениях друг с другом.

Печати, справки об освобождении от военной службы, справки эвакогоспиталей, красноармейские книжки и другие фиктивные документы изготовляет группа «гехаймшрифтен», старший группы фельдфебель Рейнбергер…

Василий Степанович прочитал отпечатанное на машинке письмо Риттенштейна, потер от удовольствия руки.

— Молодец, Валерий! Ценная, весьма ценная информация!

Сведения, полученные от Риттенштейна, были сообщены в Центр, указан способ связи с Риттенштейном, и, как позднее стало известно, он до конца войны успешно выполнял задания чекистов во вражеском тылу.

— Василий Степанович, а не вернуть ли нам Русина туда, пусть на пару с Риттенштейном поработают, — сказал Поль, продолжая беседу.

— Не знаю, не знаю, — проговорил Прошин, выходя из-за стола. — Во-первых, ему трудно будет объяснить, как случилось, что четверо арестованы, а он один остался.

— Придумаем что-нибудь.

— Нет, Борис Константинович, не придумаешь: всякая придумка должна строиться на реальной основе. А если она на песке, то легко разрушится.