Владислав Покровский - Кривое зеркало реальности. Cборник рассказов

Жаль только… что у нас не был того поистине безграничного источника могущества и силы, каким располагали Изначальные. Сила новых богов была совершенно иной, и марионетки Изначальных, исповедуя правило своих господ, не могли справиться с ней сразу, но когда-то ослабела её волноводная река, обмелела… а затем и вовсе иссякла. И это было началом неминуемого конца.

Тогда-то ко мне и пришли сущности павших в борьбе с Изначальными новых богов, новые сущности, изменённые, пленённые всемогущими хозяевами всего. Они потребовали прекратить войну. Они говорили, что она не имеет смысла. Они твердили о неизбежности… В тот момент, когда они проронили эти слова, я узнал в них голоса Изначальных и понял: враг поднимает против нас уже и павших. Я уничтожил их, но при этом ясно и отчётливо осознал: это конец. Конец всего…

Положение было уже ничем не исправить.

"И когда он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь.

И звёзды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои.

И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих.

И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор,

и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица, сидящего на престоле и от гнева Агнца…".

Всем грядущим завещаю я: боритесь до конца. Не сдавайтесь и не покоряйтесь, не губите себя ради чужого, не вашего блага, защищайте и отстаивайте свои дома, сражайтесь даже с тем, что кажется вам неизбежным. Я, инок Викентий Победоносцев, последний из иноков Братства, свидетельствую: смерть можно победить, неважно какими способами. Мы сражались за жизнь и за свою свободу. И мы победили. Изначальные сказали, что более не вернутся в этот мир праха и смерти. Они сказали, что более не посеют здесь семена жизни, которая не оценила щедрый дар создателей, творцов, демиургов, не захотела расплатиться с ними за него. Они ушли. Навсегда. А мы — я и ещё несколько богов — остались наблюдать за мёртвым миром, в который, казалось, уже ничто не вдохнёт жизнь.

"… ибо пришёл великий день гнева Его, и кто может устоять?".

Мы смогли устоять. Мы отшвырнули смерть и неизбежность прочь. Мы не сдались даже под сокрушительным натиском всей силы Вселенной. Мы доказали, что человек достоин быть собой и становиться богом. Теперь… нам предстояло доказать это ещё раз. В последний раз…

В полном молчании смотрел я на нежные лепестки цветка первоцвета, пробивавшегося сквозь толстый слой пепла к небу, на котором ослепительно ярко сияло солнце. Я долго стоял и смотрел на него, потом сел и осторожно коснулся пальцами стебля, он был тёплый и удивительно мягкий… цветок, стебелёк жизни, среди бескрайнего океана смерти и пустоты, средоточие силы последних богов, оставшихся после прихода Изначальных. Моей задачей было теперь хранить его. И я надеялся, что у меня достанет сил с этим справиться.

Устав сидеть, я лёг и стал разглядывать пустое, без единого облачка небо. Сколько тысячелетий пройдёт, пока на этой мёртвой планете из одного-единственного цветка не расцветёт новая жизнь? Я не знал ответа на этот вопрос. Но я знал, что мне нужно делать, и готов был начать немедленно. Или чуть погодя…

Я, инок Викентий, последний из иноков Братства и вообще последний на земле, заканчиваю это летописание. Оно уходит вместе с той эпохой, что закончилась, когда нас покинули Изначальные. Теперь передо мной новая эпоха. Я открываю её, и очень надеюсь, что не буду её заканчивать. Отныне я Хранитель Жизни. И буду им до тех пор, пока не наступит время другому сменить меня…

А в мёртвой, полной пепла и соли пустыне, среди серых бескрайних песков под палящим, всеуничтожающим солнцем расцветал символ новой жизни, символ новой надежды, символ нового мира…

Конец

Навеяно сонетами Петрарки ("Canzoniere")

Наёмники рвались в бой как одержимые…

Они горели жаждой крови, жаждой наживы, желанием отомстить за павших соратников, желанием поквитаться за полученные раны и сразиться с чудищами, померяться силой с ними, показать себя…

Они наступали и откатывались, получая отпор, обходили, наваливались с флангов и били из засад и исподтишка, выманивали чудищ на открытые места и там истребляли их стрелами и длинными копьями. Они перестраивали свои ряды, убирая и унося раненых и убитых, совершали обманные манёвры, применяли разные тактики, и число чудищ таяло, уменьшаясь, но гораздо быстрее снижалось число наёмников.

Они пробивались с азартом и яростью берсеркеров, разили мечами и топорами, чудища падали как подкошенные, но один взмах косматой лапы с зажатой в кулаке дубиной из цельного ствола дерева, и целые отряды воинов падали замертво.

Они обрушивали на чудищ тучи стрел и метательных копий, те с диким медвежьим рёвом умирали, заваливались навзничь, но стоило одному дэву изрыгнуть огонь, и с дикими криками стрелки гибли, пожираемые ненасытным пламенем.

Чудища разбегались, атакуя поодиночке и падали, испуская дух, напарываясь на закалённые отточенные острия копий и кольев; они собирались в кучи, выставляя десятиметровые рогатины, и тогда на них обрушивались скалы и гигантские валуны, пущенные катапультами.

Наёмников была тысяча, чудищ — несколько сотен. Первые пришли, преодолев трудные перевалы Кряжа Мечтаний и неописуемой красоты уголки Долины Цветов, вторые стерегли мрачного вида башню, возвышавшуюся, как чёрный гнилой зуб над живописным уголком долины, огороженным цепью Диковатых Холмов. Первых вёл юноша бледный со взором горящим с лирой в руках, в золотых сапогах, с тайной во взгляде, с мечтою в глазах… Вторыми предводительствовал мрачный как туча, тучный как скалы, крепкий и кряжистый, дикий и яростный, в шрамах, седой одноглазый, кривой дэв Груббульгрум. Первого же звали… Персей. И был он сказочно прекрасен, каким и подобает быть сказочному принцу из далёкого и волшебного королевства.

Взмахами руки не занятой лирой он бросал наёмников в гибельные для них атаки. Скупыми короткими жестами показывал, куда лучше ударить, и именно в этих местах и гибли большей частью его бойцы. Персей не разбирался в тактике, не знал военного дела и слабо представлял, за какой конец следует держать оружие. Однако гением он себя считал. И отказываться от этого самосознания, увы, не собирался.