Норман Льюис - Компания «Гезельшафт»

— Простите, — сказал отец Альберт, — но вы занимаете трусливую и капитулянтскую позицию.

Они свернули с шоссе № 14 на грязную дорогу, петлявшую среди низких холмов. Этот район был когда-то вырублен, и теперь его покрывала жалкая поросль, вылезшая среди гигантских валунов, разбросанных повсюду во время какого-то доисторического катаклизма. Крестьяне, изворачивающиеся на самом дне нищеты, пришли сюда, чтобы расчистить по крохотному участку земли с полакра, а то и меньше и засадить его кукурузой. Максвел сбавил скорость, чтобы посмотреть, как один такой бедняга работает на своей делянке. Он налегал на примитивный плуг, в который был запряжен вол; огромные валуны вынуждали его постоянно менять направление борозды, крутиться на своем пятачке до невозможности. Оба, и человек и животное, походили скорее на двигающиеся трупы. Максвела удивило, что его пассажир никак не реагирует па это зрелище.

— Видите? — спросил Максвел.

— Да, вижу.

— Ну и что вы думаете об этом?

— Что я думаю? В каком смысле?

— Эти люди как раз находятся вне какой-либо экономической системы.

— Так что ж в том плохого?

— Средняя продолжительность их жизни сорок лет.

— В некоторых районах даже меньше, — сказал отец Альберт.

Максвел почувствовал, что какое-то завихрение в голове довело его до крайности, когда уже невозможно будет отстаивать свое суждение, но продолжал:

— Их сыновья скорей всего будут работать на одну из германских компаний.

— Вполне вероятно.

Максвел был уже готов развивать свои доводы дальше, как бы это сделал Адлер, доказывая преимущества, которые дают улучшенное питание и медицинское обслуживание, удлиняющие человеческую жизнь… Но для чего? Разве не правда, что сила, сопротивляемость, долговечность человеческого организма, о которых пекутся диетологи и доктора «Гезельшафта», нужны лишь для одной цели — увеличить производительность труда при той системе, которую газета «Тарде» взяла на себя смелость назвать замаскированным рабством.

Они выехали на широкий вытоптанный и выветренный участок земли, по его краям виднелись крытые пальмовыми листьями хижины.

— Ну вот мы и приехали, — сказал отец Альберт.

— Не может быть! — произнес Максвел.

— Вон надпись. — И он кивнул на треснутую дощечку, которая была прибита к дереву. «Bienvenidos a Prados Ricos [10] Добро пожаловать в Прадос Рикос (исп). » гласила надпись. В дерево, по-видимому, попала молния. Большая расщепленная ветка свисала с его ствола. Малюсенькие свиньи, длинношерстные и страшно замызганные, трусливо бегали по площадке, с легкостью увиливая от атак какой-то хромой дворняжки с мордой гиены. Два индейских ребенка восьми-девяти лет пробежали мимо. У них были раздутые животы с пупочной грыжей; оба были вымазаны красной глиной. Они начали выхватывать пищу из чего-то, похожего на закопченный чан, но когда Максвел подошел поближе, то увидел, что это панцирь зажаренной черепахи. Один из мальчиков запихнул в рот лапу с когтями и начал жевать. Максвел почувствовал дурноту и отвернулся. Тут он заметил у ближайшей хижины троих мужчин, они, казалось, были подвешены за руки на свесе крыши. Максвел снова завел машину и, проехав через площадку, остановился около них.

Оказалось, что эти трое не были подвешены, просто они, обхватив руками балку, сцепили пальцы и таким образом удерживали свои бессильно висящие тела. Они были голые по пояс, и кожа, будто чужая, высушенная и безжизненная, где-то натянулась, а где-то обвисла и сморщилась. У двоих глаза были закрыты. Третий мужчина смотрел прямо перед собой.

— Вы понимаете, что перед вами? — спросил отец Альберт.

— Эти люди больны? — спросил Максвел.

— Очень. В лагере эпидемия. Вот почему я привел вас сюда. Чтобы вы сами убедились, что здесь происходит. Одна треть индейцев, которых вывозят из джунглей и помещают в лагерь, умирает от заразных болезней, которые они здесь подхватывают.

Согнувшись почти пополам, они вошли через низкий проход в хижину. Она была построена из грубых досок, щели между ними пропускали тусклый, рассеянный свет. Такие же доски лежали на земле, поверх них распростерлось несколько неподвижных фигур; Максвел видел ввалившиеся рты и глаза, руки с длинными ногтями, кожа да кости на ногах — скукоженность и расслабленность тел, уже схваченных смертью или в приближении ее. На полу были разбросаны всякие «цепные» вещи: жестянка с какао, банка варенья, свернутый квадратик фольги. Среди них валялись сухие, обглоданные и обсосанные кости, как в собачьей конуре. Вдохнув, Максвел почувствовал какое-то зловоние и тотчас прикрыл платком нос и рот. Из угла раздалось хриплое дыхание, там еще теплилась жизнь.

Они вышли. Отец Альберт положил руку Максвелу на плечо. В просвете среди зарослей были видны двое мужчин по пояс в земле. Они копали.

— Могилы, — сказал отец Альберт.

Здание миссии находилось в конце дороги, оно представляло собой двухэтажный фермерский дом в американском стиле, столь непохожий на все окружающее, что казался совершенно одиноким и заброшенным. Розы и цветной горошек, заполнявшие огороженный частоколом сад, выгорели под тропическим солнцем и стали почти одинакового тускло-розового цвета. На облупленной веранде стояло кресло-качалка, внутренние покои дома были защищены москитными сетками. У Максвела возникло ощущение, что за ним и отцом Альбертом наблюдают с опаской и, может быть, даже со злобным негодованием.

Отец Альберт нажал на дверной звонок, к ним тотчас вышла средних лет женщина с мягким и приятным лицом. Па ней был какой-то балахон, который, казалось, выцвел вместе с цветами сада; волосы были причесаны как у молоденькой девушки.

— Мы ищем мистера Морфи, — сказал Максвел.

— Мистера Морфи сейчас здесь пет. Если вам угодно, можете поговорить с мистером Джонсоном, который заведует этим поселением. Я миссис Джонсон. Проходите, пожалуйста.

Ее голос был тоже, как у девочки, со звенящими нотками, а улыбка гордо заявляла о непоколебимости бодрого расположения ее духа.

— Спасибо. Если только мистер Джонсон может уделить нам несколько минут… — сказал Максвел.

Миссис Джонсон провела их в комнату, которая занимала почти весь первый этаж дома. В глубине ее какой-то мужчина и пять детей сидели за столом и ели. Мужчина был совершенно лыс, с огромным высоким лбом. Он сидел будто проглотив палку и жевал медленно и методично. Мять детей самых разных возрастов работали своими вилками в одном с ним ритме. Глаза у всех были сосредоточены на тарелках. Никто не произносил ни слова. Миссис Джонсон усадила гостей прямо у самой двери, эта часть комнаты была устроена как своего рода приемная с неизменным столиком, заваленным старыми журналами «Нэшнл Джиогрэфик». Поблизости валялись игрушки: пластмассовая ракетница, пустой кукольный домик, разрозненные части игрушечной фермы. Миссис Джонсон вышла и через некоторое время вернулась, неся поднос со стаканами прохладительного, в которых плавали кубики льда.