Иштван Декан - Пути-дороги

Иногда на станциях любопытные пытались приблизиться к нашему составу, но конвоиры держали их на почтительном расстоянии. То тут то там я ловил угрожающие взгляды советских граждан, которые они бросали на тех, кто разрушил их страну и стал причиной гибели многих тысяч советских людей. Но до оскорбительных инцидентов дело не доходило.

Сколько времени мы ехали, я уже не помню. Наверное, что-то около трех дней и трех ночей. Однажды утром нам предложили приготовиться к высадке.

— Еще немного на автобусе, и вы будете на месте, — сказал начальник поезда Паулюсу.

И действительно, так оно и случилось. Мы проехали через какой-то городишко, где и смотреть-то было не на что: он ничем не отличался от многих других провинциальных городков, через которые нам приходилось проезжать во время войны.

Через несколько минут наш автобус остановился у закрытых высоких ворот, справа от которых стоял небольшой деревянный домик, а в обе стороны тянулся высокий забор из колючей проволоки. Мы прибыли в Красногорский лагерь для военнопленных под Москвой».

Офицеры немецкой и других армий, находившиеся в лагере, впервые переживали такое потрясение. Многие отказывались верить своим глазам.

Солдаты тоже были страшно удивлены, но они быстрее пришли в себя. При виде большой группы немецких генералов особенно злорадствовали венгерские, румынские и итальянские военнопленные. Возможно, у них тогда впервые появилась мысль о том, что Гитлер вполне может проиграть войну.

Разгром Второй венгерской армии в период с 12 января по 9 февраля 1943 года поверг десятки тысяч венгерских семей в глубокий траур. Под Воронежем венгерская армия потеряла 140 тысяч человек, из них около 30 тысяч попали в плен.

Все это послужило мощным толчком для оживления антифашистской пропаганды среди венгерских военнопленных. Простые солдаты теперь уже без страха ходили в лагерный клуб, читали книги, участвовали в собраниях. Собрания проходили одно за другим в различных лагерях. Члены заграничного бюро Венгерской коммунистической партии проводили огромную работу по сохранению здоровья и жизни военнопленных, среди которых во многих местах еще до их пленения свирепствовал тиф. Многие политические работники заразились от пленных сыпным тифом.

Все больше офицеров приходило к мысли о том, что если правящие круги Венгрии вовремя не порвут с Гитлером и не выйдут из войны, то тем самым они поставят свою страну перед катастрофой. Большое влияние на офицеров произвело обращение лейтенанта авиации Мартона Сёни и капитана Даниэля Гёргени, опубликованное в газете «Игаз со».

Основную группу немецких генералов разместили в бараке лазарета по три-четыре человека в каждой палате. Паулюса с начальником штаба и адъютантом поселили в отдельном небольшом домике. Медицинское наблюдение за генералами вел лично Иван Калистратович. Правда, среди генералов почти не было ни больных, ни слабых, так что работы у него с ними было не ахти как много. Генералы получали улучшенный паек, который им приносили назначенные из среды военнопленных денщики.

Однажды в перевязочную к Ивану Калистратовичу пришел шестидесятилетний немецкий генерал и пожаловался на боль в ухе. Грудь немецкого вояки была увешана орденами. Бритая голова его походила на бильярдный шар. Иван Калистратович усадил больного на стул и начал осматривать ухо. Я помогал ему. Потом Иван Калистратович хитро подмигнул мне и, коверкая немецкие слова, несколько раз спросил:

— Сильно болит?

Генерал, лицо которого выражало сильную озабоченность, старательно закивал головой:

— Так точно!

Осмотрев ухо, Иван Калистратович установил, что ничего страшного нет: оно просто забито серой. Было решено сразу же промыть ухо.

Мы подготовились к этой несложной «операции».

Я быстро поставил на электроплитку воду и подготовил нужную для промывания уха спринцовку с эбонитовым наконечником. Иван Калистратович набрал в нее теплой воды, я стоял за спиной пациента, держал кюветку, собирая в нее вытекавшую из уха воду. Первое спринцевание прошло удачно, хотя пациент так стонал, будто у него рвали больной зуб. Иван Калистратович с подозрительной нежностью снова спросил:

— Сильно болит? — и сочувственно покачал головой.

Очередь дошла до другого уха, но тут произошел небольшой инцидент. Набрав воды в спринцовку, доктор нечаянно нажал на нее, и на лысую голову пациента обрушился крохотный фонтанчик воды. Генерал страшно перепугался. Как ужаленный, вскочил он со стула и затряс головой. Прошло несколько минут, прежде чем он успокоился и дал промыть себе второе ухо.

Как только генерал вышел из приемной, мы с Иваном Калистратовичем громко рассмеялись. Думаю, что сам Гиппократ не упрекнул бы нас за это.

В апреле 1943 года в лагере номер 27 появилась очень скромная венгерка с тихой речью и улыбкой на лице. Это была доцент МГУ, преподавательница истории в Международной партшколе Эржебет Андич. Она поговорила с каждым из нас в отдельности, не скрывая того, что подбирает слушателей для первой венгерской антифашистской школы.

Собственно говоря, этот набор начался значительно раньше: члены заграничного Бюро ЦК партии еще до этого побывали в самых отдаленных лагерях для военнопленных с целью выявления лиц, которые до войны принимали участие в рабочем движении. Если таковые находились, то их направляли в Красногорский лагерь.

Большинство таких лиц попало на фронт либо в рабочих, либо в штрафных ротах, а в плену они оказались зимой 1942/43 года. Разумеется, венгерское командование старалось создать для них самые невыносимые условия, и в результате этого в некоторых рабочих ротах в живых осталось не более 10 процентов от общего состава.

После успешного зимнего наступления Советской Армии в русский плен попала огромная масса пленных, которых нужно было и накормить, и отвезти в тыл. Такого количества лагерей, которые могли бы сразу же принять всех пленных, не было, и в силу всех этих причин на первых же порах возникли известные трудности с размещением военнопленных.

Первыми слушателями антифашистской школы были и члены социал-демократической партии, и деятели профсоюзного движения, и просто организованные рабочие. К числу таких относился металлист из Андьялфельда Карой Прат, все члены семьи которого принимали активное участие в рабочем движении, шахтер Ференц Домонкаш, Шандор Декан, Шандор Хорват, Имре Сереши и другие товарищи, члены Коммунистического союза молодежи Венгрии.

После захвата Трансильвании Хорти приказал немедленно арестовать старых коммунистов Дюлу Раца, Ференца Цинна, Йожефа Фазекаша. Подобные аресты проводились на вновь «присоединенных» территориях и в северных районах, и в южных. Жандармские отряды специального назначения арестовывали и бросали за решетку не только коммунистов, но и всех тех, кто придерживался «левых» взглядов. Судебные процессы над коммунистами следовали один за другим. В Трансильвании жертвами таких процессов стало более сотни коммунистов. Руководителей, как правило, приговаривали к тюремному заключению на пятнадцать — двадцать лет, а после года или двух лет пребывания за решеткой их направляли в штрафные роты спецназначения, которые перебрасывались на Восточный фронт. При этом давались отнюдь не секретные распоряжения о том, чтобы ни один человек из этих рот не остался в живых.