Иштван Декан - Пути-дороги

В штабе, как и водится, жизнь била ключом. На улице перед зданием стояло множество машин и повозок, возле которых, ожидая чего-то, толпились партизаны.

В то время, несмотря на некоторое свертывание партизанского движения, в штабе было на удивление много работы: как-никак из лесов вышли несколько десятков тысяч партизан, которые должны были вернуться к мирной жизни. Партизанские соединения распускались. Часть партизан направлялась на учебу, другие возвращались к своим профессиям, третьи — а таких было довольно много — уходили в армию.

После многих лет боевой партизанской жизни сложился тип партизана: человек, который рвется в бой, как курильщик к табаку.

В штабе я встретила много знакомых партизан, и все они задавали мне один и тот же вопрос: куда теперь? Они с удивлением смотрели на меня и, поскольку я, видимо, неплохо выглядела, сразу же начинали ухаживать за мной. Откровенно говоря, я к этому не привыкла. Но, видимо, моя одежда, лицо, излучающее счастье, и весеннее настроение делали свое дело и притягивали взгляды мужчин.

Придя в отдел кадров, я поделилась своими намерениями. Мне сразу же приказали ехать в Ровно, а в отношении Пишты Габора сказали, что после выздоровления он должен лично зайти к ним. Я со всех ног помчалась в госпиталь. Там меня ожидала плохая новость: врач никак не хотел выписывать Пишту. Что же ему делать? Достать гражданскую одежду и самовольно сбежать из госпиталя? Вечером того же дня в госпиталь привезли моего знакомого партизана. Вещевой склад был уже закрыт, и одежда на ночь осталась у партизана. Он охотно отдал ее Габору. Рано утром мы с Табором через запасной ход сбежали из госпиталя и явились прямо в штаб.

Габор был еще так слаб, что мне пришлось чуть ли не тащить его на себе. Прошло целых два часа, прежде чем мы добрались до штаба.

Начальник отдела кадров, конечно, заметил, что Габор еще очень слаб, и потребовал у него документ, удостоверяющий, что его выписали из госпиталя. Разумеется, такого документа у Габора не было. Пришлось мне снова тащить Габора в госпиталь. Мы договорились, что, как только Габора выпишут, он сам приедет в Ровно. Из госпиталя я ушла уже одна.

Всю ночь я ехала в телячьем вагоне, набитом соломой. Было холодно, в щели вагона задувал ветер. Мое красивое пальто оказалось совсем не теплым. Когда я проснулась утром, то увидела, что вся моя одежда засыпана мелкой соломой и трухой.

В Ровно состав пришел в десять утра. Немного приведя себя в порядок на станции, я пошла разыскивать военную комендатуру. Долго я бродила по чистым улочкам города, пока два чеха не показали мне дорогу.

Партизанская комендатура располагалась на окраине города, в каком-то большом замке, перед которым был разбит старинный парк, а позади виднелись офицерские бараки, построенные гитлеровцами. Все бараки были обнесены колючей проволокой, а по углам забора поднимались сторожевые вышки. Все это свидетельствовало о том, что немцы в этих краях не чувствовали себя в безопасности. Во дворе замка находились различные хозяйственные постройки. Когда-то здесь держали лошадей, теперь же в конюшне хранили боеприпасы, у входа в нее стояли часовые. Чуть в стороне виднелся курятник. На двух столбах была натянута волейбольная сетка.

Было бы приятно отдохнуть в этом парке, понаблюдать за бегающими в траве цыплятами и утятами.

После обеда я вышла в парк. Мне никто не мешал, и снова мысли мои закрутились вокруг Пишты. Вдруг я обратила внимание на грузовик, который въезжал в замок. Машина остановилась, и из нее вылез остриженный наголо невысокий молодой человек с голубыми глазами на худом лице. Парень был вооружен автоматом. Его лицо, фигура показались мне очень знакомыми.

С улыбкой он подошел ко мне, молча обнял и поцеловал, а уж затем сказал:

— Теперь я вижу, что ты красива не только в партизанской одежде.

Разумеется, это был Пишта.

Мы бродили по парку несколько часов. О чем только мы не переговорили! Пишта интересовался всем, что случилось со мной с тех пор, как мы расстались.

— Представляешь, с кем я встретился в госпитале? Ни за что не отгадаешь. С Йошкой Йерне! Мы с ним целую неделю лежали в одной палате, укрывались одним одеялом во время эпидемии. Когда мне стало несколько лучше, я решил посмотреть, кто это лежит со мной рядом на нарах. А рядом лежал стриженый пожилой дядя с морщинистым лицом. Некоторое время мы молча рассматривали друг друга, а потом я его по-русски спросил: «Ты партизан?» «Да», — ответил он мне. «Из какого отряда?» — «Из «Червонного». «Я тоже, — продолжал я по-русски и, только приглядевшись к нему внимательнее, спросил его: — Йошка, ты ли это?» «Я», — ответил он по-венгерски. «Чего же ты сразу не сказал мне, что это ты?» — «А я тоже не сразу тебя узнал», — признался он.

Этот проклятый тиф так меняет человека, что и узнать-то трудно. Хорошо еще, что я тебя узнал, а то уж больно ты похожа на городскую девушку, — проговорил он улыбаясь, а сам все не сводил с меня глаз.

Ровно стал для меня городом приятных сюрпризов и счастья. Здесь я снова встретился с Евой, сюда один за другим приехали мои лучшие товарищи по Красногорску — Марци Сёни, Шандор Ихас Ковач и многие другие. Я даже не предполагал, что они, как и мы, тоже станут партизанами.

Несколько позже сюда приехали прямо из антифашистской школы Миклош Рекаи и Янош Маркович.

В городе, как и повсюду, были видны следы войны, особенно в районе железнодорожного вокзала, да и на улицах тоже. Ровно был узлом важных железных и шоссейных дорог. Еще несколько недель назад отсюда гитлеровцы направили на фронт большую часть своих резервов. Здесь, в Ровно, находилась резиденция гаулейтера Украины, кровавого палача Эриха Коха.

Загранбюро партии и Штаб партизанского движения Украины собрали в Ровно всех венгров, которые находились до этого в различных партизанских отрядах. Они прибывали в город небольшими группами одна за другой.

Из партизанского соединения дважды Героя Советского Союза генерал-майора Федорова прибыла группа Шандора Декана, все члены которой, за исключением одного товарища, после окончания Красногорской антифашистской школы ушли в партизаны. Вместе с ними в Ровно приехали Карой Прат, Лайош Шольт, Йожеф Фабри, Ференц Хидвеги и Йожеф Костолич. Группа эта увеличилась еще на одного человека: Золтан Тендаль дезертировал из хортистской армии и перешел на сторону партизан.

Из партизанского отряда, которым командовал польский полковник Становский, в Ровно приехали Янош Ёс Сабо, Мартон Сёни, Шандор Ихас Ковач (их возглавлял Дюла Рац). В этой же группе находились Дюла Уста и Шандор Хорват.

Вместе с группой Дюлы Раца в Ровно приехали доктор Иштван Геллен (врач из Будапешта) и доктор Иштван Ковач (адвокат). Эти товарищи служили в рабочей роте, откуда они дезертировали и перебежали к партизанам.