Альтернативный солдат. Или приключения юного балбеса в доме престарелых, веселые и не очень...

- Свистишь, салабон, – пренебрежительно ответил в своей обычной манере Таранов. – Не может такого быть, чтобы высший офицер жил в землянке и бегал голым на морозе.

- Довели армию до ручки, дерьмократы поганые! – привычно буркнул Давило.

- М-да, признаться, верится с трудом, - покачал головой Поцелуев. – Конечно, возможности человека безграничны. Я слышал, что йоги замедляют работу сердца, спят на гвоздях и ходят босыми ногами по углям, но они всю жизнь занимаются совершенствованием тела и духа, а здесь … Мне кажется, что вы, молодой человек, стали жертвой ловкой мистификации.

- Да что вы? Я документы видел, награды. Он и вправду ветеран и генерал. И гимнастикой занимался на холоде, я тоже видел. Ну купаются же люди в проруби? Вот и здесь также, только на воздухе, - возразил Стас.

- Ладно, допустим … - согласился Таранов. – Но чтоб генерал жил в землянке, я в жизни не поверю! Ты не знаешь наших генералов. Попробуй копейку не доплатить или путевку предложить не в тот санаторий, который он желает. Глотку перегрызет в один укус! Тренированные, суки … - сплюнул Таранов прямо на пол. – Уж я-то знаю.

- Не харкай в палате, Петр! Ты сам точно такой. Просто не удалось пробиться на самый верх, а то бы показал себя во всей красе, - усмехнулся Поцелуев.

Круглое лицо Таранова побагровело, короткий ежик волос встопорщился, на курносом носу выступили капли пота.

- Да что ты понимаешь в военной службе, шпак ощипанный! – возопил смертельно обиженный Петр. – Клоун несчастный, тебе ли обсуждать людей государевых? Да все знают, что творится в актерской среде. Одни пидоры, нытики и слюнтяи. Красуетесь, как петухи перед курами, воображаете себя Бог знает кем, а копни – куча дерьма!

- Это точно! – поддержал Давило. – Проститутки, вам лишь бы перед бабами форсить. Вчера коммисаров играли, сегодня бандитов, завтра геев станете изображать. Вашей подлой породе все равно, лишь бы платили, да побольше. Вот раньше артисты были!

Спор грозит перерасти в настоящую ссору. Таранов уже наматывает полотенце на кулак и многозначительно поглядывает на Поцелуева. Тот, в свою очередь, надулся, как индюк, правой рукой нащупывает табурет. Убежденный большевик Давило кричит на всю палату, щербатый рот брызжет слюной, лицо красное, словно обложка партийного билета. И только Иван Благой сидит на своей кроватке с постным личиком, время от времени мелко крестясь. Стас понял, что еще минута и в палате может вспыхнуть нешуточный конфликт. Странно, что старички так «завелись». Ну генерал, ну живет в яме … И что? Кому какое дело? Стас в растерянности обводит палату взглядом, лихорадочно думая, что бы такое сказать. Тут он замечает, что четвертая койка пуста.

- Эй, старички! А где Кувалдин? – громко спрашивает Стас, надеясь хоть как-то отвлечь пенсионеров.

- Да в фельдшерской, желудок промывают, - отмахнулся Таранов. – Нет, ты Степан скажи мне …

- От чего промывают? Покушал не того? – удивился Стас. – А ну, рассказывайте!

- Вот пристал … Не кушал он, а выпил! – раздраженно ответил Давило. – Растворитель какой-то или чистящее средство, не знаю. Нам не докладывали. Санитарки болтали, что этого … как его, черт! … а – доместоса нажрался, во!

Стас мгновенно вспомнил, каким заинтересованным взглядом смотрел тогда Николай на зеленую бутылку с яркой этикеткой. Убивает наповал все микробы … Но зачем? Стас задал вопрос мысленно, но старики сразу поняли. Видно, прочли по глазам.

- Пенсию вчера давали, - ответил на немой вопрос Поцелуев.

И сразу наступила тишина. Старики вдруг замолчали, лица как-то потускнели, глаза у всех погасли, словно получение пенсии - это коллективная ампутация конечностей.

- Ну и что? – тупо спросил Стас.

Ответ удивил еще больше.

- Так родственники приходили. Дети, внуки … м-мать их! – чуть слышно прошептал Таранов.

Стас посмотрел на стариков. В глазах у каждого блестят слезы. Грубый и беспардонный, как истинный большевик, Семен Давило опустил голову так, что кажется, сейчас упадет. Плечи вздрагивают, пальцы бесцельно теребят край давно нестиранной простыни. Таранов, буйный и драчливый, как петух, сидит на койке, подобрав под себя ноги, взгляд устремлен в пол. Бывший вояка похож на больного воробья, такой же нахохленный и жалкий. Поцелуев лежит вытянув ноги, руки сложены на груди, лицо спокойное, этакое философски-созерцательное, глаза смотрят в потолок. И только одинокая слеза, медленно ползущая по щеке, выдает истинное состояние бывшего артиста. Иван Благой продолжает молиться, только закрыл глаза и тоже опустил голову.

- Я вас не понимаю, - тихо произнес Стас.

Отвечать ему никто не стал. Стас потоптался на месте. Тихо, стараясь не шуметь, вышел из палаты. За столом дежурной по этажу сидит Марьяна. Та самая, с которой у Стаса случился конфликт на прошлой неделе. На столе лежит газета, взгляд прикован к обширной статье на развороте с многочисленными цветными фотографиями - женщина делает вид, что всецело занята изучением очередного эпохального труда о похождениях эстрадной «звизды». По тому, как напряглось лицо Марьяны, Стас понял, что его все-таки заметили.

- Здравствуйте, Марьяна Сергеевна, - вежливо поздоровался Стас. – Я давно хотел извиниться перед вами за тот случай. Я был не прав, прошу прощения.

Если бы Стас заорал благим матом и выстрелил в потолок из обреза охотничьего ружья, эффект был бы меньшим. Марьяна медленно, словно срубленная секвойя, валится на спинку стула, лицо вытягивается, подбородок вот-вот упадет на грудь, глаза округляются … вы когда нибудь видели мокроносых мадагаскарских лемуров? Эти животные ведут преимущественно ночной образ жизни, отчего их громадные оранжевые глаза распахнуты до предела, что придает мордочке испуганно-восторженное выражение. Лицо Марьяны приобретает эдакую вот «лемурность», раздается слабый, на грани слышимости, голос:

- Чё?

Участливо, будто обращаясь к тяжелобольному, Стас повторяет фразу.

- А-а, вон чё … да ни чё, - с заметным облегчением отвечает Марьяна.

«Напряг» спадает, Марьяна вздыхает так мощно, что газетный лист вспархивает, словно от сильного порыва ветра. Женщина решительно давит бумагу ладонью, подозрительный взгляд устремляется на лицо Стаса, будто там скрыт некий тайный смысл сказанного.

- Чё это ты? – задает она простой и понятный вопрос.

Стас на мгновение «тормозит», так как смысл фразы не сразу доходит. Сообразив, в чем дело, отвечает:

- Я хотел сказать, что нехорошо это, скандалы устраивать. Сколько той жизни? Вон и кореша мои с четвертой палаты загрустили. Говорят, пенсии вчера приносили. Разве это повод для расстройства?

Стас ожидал, что женщина будет поражена, начнет высказывать свое мнение об умственном состоянии стариков и явном расстройстве психики … Нисколько не удивившись, Марьяна ответила: